Она думала, что Артем будет спорить или разозлится, но он промолчал.
Больше они не говорили, пока не разместились у костра рядом с высокой разлапистой елью, под которой поставили палатку. В котелке приготовили и разложили по мискам еду, поставили ароматно побулькивать чай. Кая отметила, что запасы воды, взятой из дома, уменьшились вдвое – завтра нужно будет найти источник. Варево из консервов оказалось съедобным. Кая добавила в него немного грибов, собранных в лесу, и полгорсти крупы. Может, и не шедевр кулинарного искусства, зато сытно, а это было куда важнее.
Кая облокотилась на рюкзак, положенный поверх старой пенки у костра, и принялась за еду, не глядя на Артема. Ей не хотелось признаваться – даже себе, что его сегодняшнее поведение, несмотря на легкомыслие и беспечность, внушило ей некоторое уважение. Выходя из Зеленого, она ожидала, что в первый же день Артем начнет жаловаться на тяжелый рюкзак и не сможет быстро идти, но он, кажется, задался целью ее переупрямить. За весь день она не слышала от него ни слова жалобы – хотя сейчас, торопливо поглощая еду из миски, Артем выглядел бледнее обычного. Его темные волосы слиплись от пота, глаза лихорадочно блестели.
– Эй, – Кая протянула ему миску, – положишь мне еще? С тобой все в порядке?
– Что? Да, конечно, – Артем разложил по мискам остатки варева, – все хорошо. Я просто думаю.
– О чем?
– Об установке. Об электричестве.
– И что же ты думаешь? – Она была не против поговорить об электричестве. Все лучше, чем молчать и думать о том, что она оставила позади.
– Хочу еще раз посмотреть на бумаги, – Артем ел уже медленнее, и по его лицу расплывалось блаженное выражение сытости, притупляющей все чувства – даже страх. – Я просто размышлял о том, что прочитал в справочнике, а еще вспоминал, что рассказывал твой де… Анатолий Евгеньевич про свою работу. И вот я подумал: раз прорехи стали открываться там, где вырабатывается много электричества, то, возможно, все дело именно в нем? Может, все и началось с электричества? Например, с большой аномалии?
– Аномалии? – Кая заговорила после непродолжительной паузы и спора с самой собой, по итогам которого было решено, что ей предстоит слишком часто спасать шкуру Артема, чтобы еще и стесняться каждый раз его переспрашивать.
– Ну, это что-то необычное, – Артем запнулся, отставил в сторону опустевшую миску. – Например, это мог быть электрический заряд огромной силы. Вряд ли молния – скорее всего, это сделали люди, только не знаю зачем… Эксперимент? Анатолий Евгеньевич всегда говорил об этом уклончиво, поэтому я могу только предполагать. Так или иначе, что-то случилось – мир еще не знал заряда такой силы и попытался… подстроиться… Его законы изменились, после чего и появились прорехи. Может быть, реальность, в которой живут все эти существа, тоже поменялась – не в прорехах же они появляются? Они должны приходить откуда-то, покидать родной дом, – глаза Артема блестели ярче прежнего, на бледных щеках проступил румянец.
– Бедняжки, – отозвалась Кая. – Налей чаю.
Артем тут же осекся, сник.
– Это только гипотеза… Предположение. Все могло быть иначе. Но я подумал, что это объясняет идею установки.
– Ты говорил, что ничего не понимаешь в установке, – Кая приняла у него из рук чашку с чаем, со свистом выдохнув сквозь зубы от прикосновения к нагревшейся посуде.
– Пока не понимаю, – невозмутимо согласился Артем, – но, вероятно, пойму, если изучу бумаги еще раз. Ведь когда мы видим деталь, то можем предположить, для чего она нужна, так?
– Тебе виднее, умник, – Кая уставилась в чашку, будто там, в крутящихся в кипятке кусочках сушеных трав, таились ответы на все вопросы. – Посмотрим, как все эти мысли помогут тебе тут, за стенами.
– Кая, – его голос дрогнул, и она не без удовольствия отметила, что смогла вывести его из себя, – если тебе легче от того, что ты на мне срываешься, можешь срываться. Я привык, – Артем встал и пошел в сторону палатки, оставив чашку с чаем у костра.
Кая молча смотрела ему вслед. Какая-то ее часть хотела остановить его, окликнуть, а потом сидеть вдвоем и говорить, говорить о человеке, который был близок им обоим… Но другая часть (и Кая тут же представила себе дедушку, укоризненно качающего головой) ощущала мстительное злорадство, глядя вслед удаляющемуся Артему. Она вздохнула, поворошила палкой угли. Сейчас, наедине с собой, она вполне могла признать правоту Артема – она действительно срывалась на нем, чтобы не думать ни о смерти дедушки, ни о том, какое лицо стало у Марфы, когда она нашла у себя на пороге записку и еду. Раньше она тоже срывалась на нем – из-за того, что ее не хотели брать в стражу, из-за того, что дедушка болел… и из-за того, как интересно этим двоим было болтать о том, чего Кая не могла понять.
Кая подтянула рюкзак, отстегнула клапан и достала из внутреннего кармана блокнот и один из карандашей наугад – зеленый. Сидя у костра и не забывая чутко прислушиваться к малейшему звуку вокруг, она рисовала дедушкино лицо – снова и снова, и маленькие лица как будто плясали на листе – заколдовывали память, чтобы никогда не забыть, как он выглядел.