Другой город

Он скучал по их ночевкам в лесу, чтению у костра, разговорам – даже когда она нападала на него, – спорам в дороге, отблескам костра, игравшим в ее волосах. Скучал по ее усмешкам, хмыканью и угрюмому «угу», когда она давала понять, что не хочет продолжать разговор. По тем моментам, когда он писал у себя в дневнике, а она рисовала и он старался повернуть голову так, чтобы Кая не заметила, что он заглядывает ей через плечо.

Артем готов был сделать все, чтобы добиться здесь высокого положения, – надеялся, что тогда она останется с ним. Но сейчас он впервые с ужасом осознал, что, возможно, именно из-за этого ее потеряет.

Вот бы проникнуть в ее мысли хотя бы на минутку, всего на одну минутку: узнать, думает ли она о нем и если да, то что. Выяснить, помнит ли она еще о Гане и не мечтает ли по весне уйти в Агано. А еще – что она чувствовала тогда, когда его рука лежала на ее талии на балу… Артем судорожно вздохнул. Неужели ему придется гадать бесконечно? Неужели он так и не решится поговорить с ней, сказать о том, что уже давно, с тех самых пор, как он ее увидел, когда они оба были еще детьми, он… Произнести это даже про себя было невозможно. «Ну, скажи это, – шепнул ему внутренний голос, – скажи хотя бы себе – не будь таким трусом».

Правую руку вдруг прошило такой болью, что побелело в глазах. Артем глубоко задышал, сделал шаг на обочину, привалился к желтоватой стене трехэтажного особняка. Руку простреливало болью, и, казалось, если это не прекратится, он не выдержит, закричит… С трудом пытаясь сделать новый вдох, Артем почувствовал, как щекочет щеку слеза. Он не собирался плакать – просто боль была такой сильной, что это произошло помимо его воли. Артем поднял дрожащую руку к лицу. Вдруг ему показалось, что его мизинец цел – все еще здесь, на месте, под повязкой, и он с трудом сдержал желание сорвать бинты, чтобы увидеть это своими глазами. На мгновение он решил, что боль отступила, но его захлестнула новая волна – белая, ослепительная, а потом он услышал голос:

«Как… Как там… Как…»

Новая вспышка боли – на этот раз она пульсировала не в руке, а в голове, в самом центре головы… Артем едва не вскрикнул – сжал виски, стиснул зубы. На долгое, долгое мгновение он испугался, что сейчас потеряет сознание – упадет прямо здесь, посреди улицы…

«Ты там. Говори со мной. Говори. Говори. Говори!»

– Хватит, – прошептал Артем. На его лбу проступили холодные капли пота. Воздух как будто сгустился, и дышать было тяжело.

«Говори! Говори!»

– Прекрати!

– Вы в порядке?

Молодая женщина в длинном коричневом платье смотрела на него с тревогой, а маленькая девчонка лет четырех или, может, пяти – с испугом. Он увидел себя их глазами – бледного, вспотевшего, как от быстрого бега, скорчившегося от боли и привалившегося к стене так, как будто еще несколько мгновений – и он по ней сползет.

– Да… Все хорошо…

– Вы уверены? – Теперь она смотрела на руку, которую он прижимал к груди. – Может, позвать врача?

Артем вымученно улыбнулся. Боль уходила, как будто падала в глубокий колодец, становилась далеким воспоминанием. Он постарался выпрямиться и улыбнуться убедительнее.

– Да… Рука заболела. – Он поднял перебинтованную кисть перед собой, как будто защищаясь. – Но все уже хорошо. Правда. Спасибо.

Женщина неуверенно кивнула и притянула дочку к себе.

– Ладно… Если вы уверены…

– Да, спасибо! Уверен. – На этот раз у него получилось улыбнуться по-настоящему, и он торопливо заковылял прочь – быстро, чтобы женщина больше не задавала ему вопросов.

Скосив взгляд, Артем увидел, что женщина и девочка смотрят ему вслед, и прибавил шагу.