– Собирайтесь все. Монах, Ёган, со мной поедете. Ёган, егерю скажи, пусть собак берет. Эх, ни одной стрелы с серебром не осталось, придется его топорами рубить.
– А может, подождем барона с сержантом, – предложил Ёган.
– Может, и подождем. Только когда найдем его, – задумчиво ответил солдат. – Но искать пойдем сейчас, пока знаем, где он.
К ним подошла Агнес, поклонилась и тихо произнесла:
– Господин, если надо – я могу в стекло глянуть.
Солдат посмотрел на нее и едва узнал. Перед ним стояла молодая госпожа в красивом синем платье с белым воротником, волосы вымыты и убраны под белоснежный чепец с лентой. Обута она была, правда, в простые деревянные башмаки, но ничего больше общего с деревенской замарашкой у этой девочки не было. Волков изумленно разглядывал ее и наконец произнес:
– Хорошо, иди, погляди, мне нужно знать, где упырь.
Агнес обрадовалась. Стуча деревянными башмаками по камням, побежала к башне, легко взбежала в покои коннетабля, нашла ларец, достала шар, молниеносно сбросила с себя одежду, залезла на кровать и стала, волнуясь, поглаживать шар, а потом заглянула в него. А заглянув, глубоко вздохнула и заулыбалась. Все время, пока Волков был в монастыре, девочка приводила себя в порядок, мылась, чистила ногти, училась носить обувь, к которой не привыкла, ежедневно подолгу занималась с монахом, изучая буквы, и ждала. Ждала момента, пока господин позволит ей заглянуть в шар. И теперь она получала буквально физическое удовольствие от общения с шаром, именно от общения, ведь она не просто смотрела в него. Так она и сидела, глядела долго и пристально, не отрываясь ни на миг, пока глаза не заломило. Только тогда она отбросила шар на перину, словно он стал ей противен, сама завалилась рядом и стала тереть глаза ладонями, и хотелось ей спать или хотя бы полежать, но лежать ей было нельзя, надо было торопиться. Девочка знала, что над замком, а возможно, и над коннетаблем нависла большой черной тучей какая-то беда. Агнес быстро оделась, обуваться не стала, башмаки взяла в руки и кинулась во двор, надеясь застать коннетабля и предупредить его. Но оказалось, что он с людьми давно уехал, слишком уж долго девочка разглядывала что-то в шаре. Агнес взбежала в башню и со стены вдалеке увидела уезжающий отряд. Что было сил она закричала:
– Господин! Господин, вернитесь!
Но это было бессмысленно, отряд оказался уже слишком далеко, и шли они быстро. Агнес кинулась вниз, босая пробежала через двор к конюшне, где одинокий конюх лопатой сгребал навоз.
– Конюх, – запричитала девочка, – конюх, седлай коня!
– Чего? – недовольно спросил мужик, на мгновение отрываясь от своего занятия.
– Коня седлай, скорее, нужно скакать за коннетаблем.
– А чего же за ним скакать? Он только что уехал.
– Знаю, знаю, – говорила Агнес. – Нужно его вернуть, нужно его догнать, а то беда будет.
– Чего ты? Чего, дура? – зло сказал конюх.
– Сам ты дурак! – крикнул девочка. – Седлай коня и скачи за коннетаблем, иначе беда будет! Нужно сказать, чтобы он возвращался, немедленно! Вот не послушаешь меня – выпорют тебя за это.
– Да глянь, дура, кого седлать-то?! – заорал конюх, в сердцах кидая лопату. – Нет коней! Мужики утром на борону взяли. Барон с сержантом взяли, коннетабль своих брал. Нету коней, кого седлать-то?
– Ох, – чуть не плача произнесла Агнес и стала озираться.
Конюшня и вправду была пуста, там осталась только одна лошадь, и та была уже оседлана.