– Ну, добро. Лечись, брат.
– Бывай.
Сержант вышел из комнаты.
– Ёган, – позвал Волков.
– Что, господин?
– Пусть приготовят что-нибудь на завтрак. Два яйца вареных, хлеб, и молока согреют. И меда. Не забудь меда.
– Ага, распоряжусь. – Он повернулся.
– Стой, и еще пусть ведро воды согреют. И девку вчерашнюю позови.
– Хильду, что ли?
– Брунхильду, да.
– Так не придет она. Горе у них.
– Горе? Что за горе?
– Так сын трактирщика, брат ейный, которого вы к монахам послали, так сгинул он.
– Как сгинул?
– А так и сгинул. Уехал, и более его никто не видел.
– Он же на моем коне уехал.
– Ага, еще и седло взял. И, скорее всего, взял черного жеребца. Самого дорогого. Да, точно. Вороного взял, – радостно сообщил Ёган. – Любой в его возрасте захотел бы по деревне на таком коне проехать.
– Чему ты радуешься, болван? Тот конь дороже, чем эта харчевня, будет. Это боевой конь, он этого дурака сбросил где-нибудь да сбежал. Этот дурак с переломанными лытками в дорожной канаве валяется, а коня мне искать придется.
Но если и нужно было кого упрекать солдату, так это себя, что позволил мальцу взять такого коня. Впрочем, вчера ему не до коней было.
– Ну так я подсоблю, – сразу стал серьезней Ёган, – вместе искать коня будем. Мне седлать коней?