Кто-то обиженно выкрикнул:
– Он притворяется, что ничего не понимает. Он издевается над нами!
– Выродок! Прихвостень чужеземцев!
– Выгнать его из Саиса!
Джати вскинул свой жезл, требуя тишины.
– Что ты можешь сказать в своё оправдание? – спросил он, переведя строгий взгляд на обвиняемого.
– Я не признаю своей вины, – упрямо произнёс Ренси. – Я – скульптор, ваяние из камня для меня – дело всей моей жизни. И я не задаюсь вопросом, для кого ваять: для египтян или для людей, которые пришли к нам из-за моря.
Джати до того потрясло это заявление, что он лишился дара речи.
Зато Сенмин повернулся багровым от гнева лицом к Нехо и закричал:
– Произнеси только слово – и мы бросим этого самонадеянного юнца в реку, на растерзание священным животным Себека15!
В зале все смолкли; стало слышно даже дыхание тех, кто стоял за дверью.
В упор глядя на скульптора, Нехо ледяным тоном произнёс:
– Говоришь, ты – ваятель и камень для тебя важнее всего на свете? Что ж, тогда тебе лучше высекать твои изваяния… в каменоломнях.
Приговор ваятелю был вынесен и оглашён. Лица всех присутствующих выражали удовлетворение. Приговор, говорили они, справедлив, хотя и суров: с каменоломен, как и с рудников, никто не возвращался живым.
Ренси, со всех сторон окружённый стражниками, обернулся и, обращаясь к Депету, громко проговорил:
– Ты вкрался ко мне в доверие. Я считал тебя своим другом… А ты меня предал…
Со странной ухмылкой, которая казалась чуждой его добродушному нраву, Депет приблизился к юноше:
– Мы и вправду могли бы стать друзьями. Если бы один из нас не был ваятелем.
– Ты тоже… ваятель? – Ренси был изумлён.
– И ваятель, и художник. Ты же не станешь отрицать, что быть хорошим ваятелем – значит быть художником? Но не будь тебя, я стал бы первым ваятелем по камню во всей Дельте. И разве я мог примириться с тем, что ты, полагаясь только на свой дар, делаешь статуи лучше меня, хотя я обучался ваянию не один год?