Тотчас ропот толпы окружил бедняка; заглянули ему в рот и нашли много монет; посему, обличая его как искуснейшего вора, не только отобрали деньги, но и отвели его в тюрьму. Потом тот первый плут, что сделался или прикинулся его другом, зашел к мяснику, поведал ему о несчастье селянина и привел его в суд, где мясник засвидетельствовал истину, и того выпустили из тюрьмы; вышед оттуда, он благодарил плута за добрую услугу, хотя эти воры и утянули его деньги. В награду он просил мясника дать тому денег за его счет, что и было исполнено.
Словом, очень хорошо сказал мой сотоварищ, что никому не следует доверяться; этот несчастный селянин доверился человеку, который его провел с величайшею в свете изворотливостью.
Глава XII.
— Воистину, это были два несравненных плута, — сказал огородник, — не знаю, кто бы мог сравниться с ними в плутовском ремесле, не то что превзойти, за исключением одного, обретавшегося в Риме в прежние времена, когда я служил в винограднике у кардинала Сальвиати[98]; тот настолько превосходил этих двух, насколько прекрасней была его проделка, учиненная не над бедными селянами, а над человеком изворотливым и вором, может, не ниже его самого.
Надобно вам знать, что в Риме есть разные лавки старьевщиков, которые дают напрокат всякое платье и одежду приезжим, в огромном числе являющимся в этот город не чтобы тут задержаться, но из благочестия или для каких дел. Не имея возможности возить с собою надобное платье и не собираясь покупать новое, чтобы потом бросить его при отъезде, они идут в эти лавки, где находят любой товар, какого им надобно, на все то время, что проводят при римском дворе.
Пришел как-то в такую лавку один из тех плутов, что выстоят под ударом молота, и, притворяясь дворецким бедного епископа из Неаполитанского королевства, просил у старьевщика разных вещей взаймы, давая ему в залог кольцо — по его уверениям, очень дорогое (на деле, возможно, оно было стеклянное) — и показывая его; среди прочего он просил облачений для мессы, подобающих епископу. Лавочник поверил, что так и есть, и вынес на стол разные вещи, равно прекрасные: среди прочего он выложил для показа орнат золотого шитья, с крестом, вышитым гранатами и жемчугом, меж коими было несколько крупных: этот орнат незадолго до того был продан вместе с платьем одного умершего прелата, а новый такой стоил больше двухсот скудо. Плут сделал вид, что выбрал кое-какие вещи, и отложил их в сторону, а что до сего богатого орната, сказал, что его не хочет, затем что он слишком дорогой — как бы, мол, не стянули с него жемчуг, — а потому он взял бы другой (и показал который), если тот достаточно длинен и будет епископу впору; и чтобы в том удостовериться, просил старьевщика облачиться в орнат, ибо он-де одного роста с монсиньором.
Этот олух не замедлил натянуть его и показать, что облачение достаточно длинное; тогда воришка, схватив богатый орнат и другие вещи, выскочил из лавки. При виде этого старьевщик выскочил за ним, крича: «Держи вора, держи вора!» — и пустился вдогон. А тот, оборачиваясь, кричал: «Держи шалого, держи шалого!» Многие сбегались на это зрелище и, видя старьевщика, одетого в ризу для мессы, думали, что это помешанный; освистывая его и колотя с прибавкою многих оскорбительных слов, они почти сумели свести его с ума по-настоящему; ему пришлось вернуться домой и укрыться, вор же получил прекрасную возможность идти куда вздумается. Вот отменная плутня! О ней говорили по всему Риму, и придворные вывихнули себе челюсть со смеху.
По всему свету много воров и плутов, хотя я думаю, что жулики нашего края могли бы похвалиться изворотливостью. Мой отец говорил мне, что в Ломбардии они тоже есть, но не такие хитроумные, если только не выучились кое-чему от иноземцев, которые стекаются туда, потому что находят эту землю весьма плодоносной и тучной. «В этих ворах, — говорил он, — много нечестия, и они не знают иного удовольствия, кроме хорошей плутни». Помню, рассказывал он историю, что приключилась с человеком, родившимся и выросшим в том самом месте, где был тополь; вот послушайте.
Был там один, считавший себя потомком знаменитого полководца Скандерлека[99]; он без дальних размышлений решил жениться — не весть, себе ли на пользу или другим[100]. Словом, он женился, и попалась ему вдовица, разогретая сверх всякой меры, которая, будучи женщиной опытной и рассудительной, влюбилась в его прекрасный нос[101], говоря, что как в комнате самая видная вещь — очаг, так на лице у человека — нос. Поэтому некоторые предусмотрительные и опытные женщины, выходя замуж, первым делом обращают внимание на это, а потом уже — на запах, источаемый мужем, а именно: козлиный он, или бараний, или еще какой, затем что весьма важно уметь управить в пространнейшем море ладью супружества, у коей в парусах — этот запах вместо ветра.
Этот тетеря, введя женщину в свой дом, усердно расточал ей всяческие ласки, хотя не давал полного удовлетворения ее нужде; поэтому она, под видом добродушия и кротости, пособила себе так. Однажды вечером, стоя у огня, она начала такие речи:
«Любезный супруг, я рассчитываю оставаться счастливой в этом браке, хотя у меня был выбор и получше; ибо, как вам известно, мое приданое, моя особа и мои достоинства заслуживают дарований поболее ваших (так всегда похваляются жены). А так как, будучи вдовой, я опытнее вас в том, что происходит и может происходить между мужем и женой, я чувствую свою обязанность подать вам некоторые остережения и наставления. Не думайте, что я вышла замуж ради плотского удовольствия, ибо сыта этим по горло, и мне не по нраву хлопоты с детьми. Я сделала это скорее ради того, чтобы иметь опору, ибо мы, бедные женщины, без мужа — как неухоженные лозы без дерева или тычины, которая их поддержит. Мне делал предложение человек, несомненно, весьма мне подходящий — и богатый, и скромный, и порядочный, но этот бедняк был оскоплен, так что в нем недоставало средства к примирению, когда мы рассоримся. Знайте, любезный супруг (это я хочу сказать в остережение), что демон, не в силах будучи сносить супружеское согласие, непрестанно старается посеять раздор между мужем и женой, и нет недостатка в средствах, коими он располагает, так что надобно супругам усердствовать в сохранении сего согласия; и нет к тому способа удобней и действенней, чем супружеское соитие. Поэтому если трудами демона мы разругаемся (что будет случаться нередко), не ждите, что кто-нибудь другой позаботится о примирении, но немедленно применяйте это средство, и так мы заживем мирно; иначе, если раздор пустит корни, нам никогда не найти покоя, и мы будем жить словно в преисподней».
Олух внял этому рассуждению и, будучи великим врагом раздоров, благодарил за совет и обещал быть наготове. Дело шло так, что женщина часто затевала ссору, причем из-за мелочей, чтобы дать мужу случай примириться, и получала желаемое.
Случилось ему отправиться в город, чтобы получить деньги от одного должника, и там застал его за пересчитыванием кучи золотых скудо один вор, недовольный жалкою своею добычею. Он решил его обокрасть и, заметив, что тот уложил деньги в платок, а платок сунул в гульфик, принялся придумывать, как бы обделать эту кражу. Наконец, не найдя иного способа, подошел к нему, словно с намерением поговорить, и пока тот его слушал, взял в руку бритву и, ухватясь за гульфик, отрезал его. К несчастью, удар был таким проникновенным, что снес ему детородный орган, утянув его вместе с деньгами. Бедняк принялся вопить так громко, что сбежалась большая толпа; нашлись люди сострадательные, которые, пустившись за мошенником, в конце концов его нагнали и отобрали у него деньги, но не гульфик, который он вышвырнул.
Его отвели в тюрьму, чтобы судья учинил над ним суд; явился туда раненый, когда сделали ему перевязку, изложил дело, и напоследок ему вернули все его деньги. Но, тем недовольный, он жаловался пред судьей, говоря, что хочет полной справедливости; тот отвечал, что он получил свои деньги и должен сим довольствоваться. «Нет, мне этого не довольно, — возражал тот, — я хочу и все остальное, оно для меня важнее». «Остальное — это что?» — спросил судья. «Я хочу мою пахоту[102], которую он унес, ибо без нее я не осмелюсь появиться перед женой, а если мне ее не вернут, знайте, что жить мне с женою в непрестанном раздоре».
Услышав эту причуду, судья со смехом постарался утешить его сколько мог и отправил домой с письмом для жены (тот добивался хотя бы этого), которой обещал попечься о том, чтобы все ему вернуть, коли у него что пропало спереди.
Тот ушел, не весьма довольный, в сомнении, что жена удовольствуется одним письмом, и по дороге домой встретил на улице одного остолопа, который пошел с ним вместе. Он жаловался спутнику на свое несчастье, а тот увещевал его держаться бодрей, ведь выпал ему самый желанный жребий — он теперь может узнать, наставляет ли жена ему рога. К этому спутник его прибавил, сказывая о самом себе, что его жена не довольствуется им одним, а он желал обезопаситься, потому оскопил себя, чтобы, если родятся в доме дети, знать, что они не от него, и таким образом известиться о всех жениных проделках. И верно, он обнаружил, что это первейшее средство, ибо, проведав о том, женщина уж не могла изменять ему со спокойной душой из опасения произвести ублюдка. Вот и собеседник его будет таким образом огражден, стало быть, поводов для недовольства у него нет. Это наставление сделалось для бедняка величайшим утешением в злосчастье.
Воистину, не менее нечестив был тот вор, чем этот человек глуп и простодушен.
Глава XIII[103].
Все безудержно расхохотались, слыша о его несчастье. Наконец огородник принялся усовещивать работников, что-де тратят время за хозяйский счет, и заставлял их трудиться. Однако он им обещал продолжить рассказы, с таким условием, что когда выдастся возможность посмеяться, они оставят землю в покое, чтобы не пылило им в глотку, и тогда у них будет повод выпить вдвое больше. Он начал так:
— Сказывал отец мой, что тамошние жители чувствовали сильную обиду от солнца, ибо когда шли в город, оно било лучами в глаза, а когда выходили под вечер из города, возвращаясь домой, на обратном пути терпели то же самое. Казалось им весьма странно, что солнце, сотворенное Господом Богом на благо людям, столь им враждебно, что вот так досаждает; сетованьям их не было меры. Того ради они собрались на совет для обсуждения, каким способом защититься от этой обиды. Собравшимся, по обычному для них беспорядку, пришлось кричать вовсю, ибо сколько было пришедших, столько и мнений, и изобретенных способов. Иные говорили, что солнце желает поступать по своему усмотрению и нет средства переменить это по их прихоти, а надобно изобрести защиту, например носить круглый щит, коим отражать его удары. Другим эта забава пришлась не по нраву, и они говорили, что, попадись они потом служителям правосудия, их отведут в тюрьму, затем что при них — боевой доспех, следственно, улика, что они мятежники. Посему лучше укрыть глаза повязкой и так предохранить от повреждения. Иные, порицая этот способ как слишком опасный, ибо они, как слепые, могут ввалиться в канаву, предлагали лучше носить с собой сулею, полную розовой воды, и ею часто освежать удрученные глаза; но и это средство не было всеми принято, так что они сильно препирались насчет решения. Наконец поднялся голова и сказал:
ebooksa