Бранкалеоне

«О, это мне понравится; пожалуйста, снеси меня в то место, не теряя времени».

Тут привиделось ему, что несут его по воздуху, что он промчался над многими очаровательными краями, а потом очутился на цветущем лугу, посреди которого был выстроен прекрасный и пышный дворец, в который, виделось ему, входили люди, нагруженные драгоценностями и золотом, а другие выходили оттуда, нагруженные тем же манером и весьма богатые.

«Ну вот, — сказал демон, — там внутри хранятся несметные сокровища, которые, как видишь, постоянно туда приносят, а многие забирают их и уходят столь богатыми, сколько им угодно. Итак, войди туда и ты, забери, что тебе понравится, а потом я верну тебя домой и пособлю нести взятые богатства».

Тот обрадовался так сильно, как только можно вообразить, и направился к воротам, чтобы войти: тут припала ему охота облегчить желудок (чеснок начинал уже действовать); того ради он отошел в сторонку, чтобы никто его не увидел, и, спустив штаны, справил нужду.

Вышло так, что в действительности он тогда лежал, поворотясь задницей к лону мирно спавшей жены, которая, почуяв, что он вывалил близ нее столько лайна и такого пахучего, сопровождаемого трескучим пердежом, проснулась и, рассердясь, пихнула сонливца, погруженного в сновидение, и, честя его за такое свинство, разбудила и заставила опамятоваться. Несчастный пустился сетовать и проклинать жену, говоря: «Для чего ты не дала мне закончить опорожняться? По твоей милости я остался без великих богатств, которые я тот же час приобрел бы, когда, справив нужду, вошел бы в тот богатейший дворец».

От проклятий он перешел к побоям, так что сбежались не только дети, но и соседи, пред которыми он горько жаловался на свою неудачу, говоря, что эта тварь, жена его, вырвала у него из рук все, что он только мог пожелать, и поведал им все приключение. Обратясь потом особо к дочерям, он сказал, чтобы пеняли на свою мать, ибо по ее дурости остались без отличного приданого.

Глава XVII. Огородник рассказывает еще две повести

Немало смеялся флорентинец, глядя на простодушие этого человека, поверившего, что сон был действительностью, и жаловавшегося, что не смог добыть все то, на что рассчитывал, виня в том разбудившую его жену. Но вящее удовольствие получил он, когда услышал, как этому неудачнику наложили на живот пластырь, чтобы пособить его пищеварению. Флорентинец сказал огороднику, что это отменная фацеция, а если она правдива, то заслуживает занесения в книгу историй.

— Мне рассказал ее мой отец, — отвечал тот, — как самую что ни есть правдивую, говоря, что нетрудно в это поверить, затем что люди из той деревни вообще такого нрава. А после ужина я вам расскажу другие истории, что случились со всем обществом, а не с одним человеком, как предыдущая.

И он изложил ему две, рассказанные выше, одну о тополе, другую о солнце, доставившие огромное удовольствие флорентинцу, который, дивясь, что есть в свете подобный род людей, велел огороднику на следующий день рассказать ему еще, что тот и исполнил с радостью. Таким образом, флорентинец, позвав огородника, когда ему было угодно, приклонил благосклонный слух к следующей повести.

— Мессер, — начал тот, — эти селяне выстроили колокольню, соревнуясь с другой деревней, их соседями: те и другие наперебой старались вытянуть свою повыше[110]. А так как соседи были много богаче, то и достигли большей высоты, что погрузило тех в глубочайшую печаль, тем более что им недоставало денег и была величайшая нужда в извести и камне. Посему они собрались на обычный совет, дабы рассудить, как довести постройку до завершения, чтоб не остаться ниже соседей; кто говорил одно, кто другое, и после долгих препирательств дело свелось к трем мнениям. Первое было таково: надобно, как сделали в случае с солнцем, послать к ученым за еще одним советом и принести от них подходящее средство. Это решение не было принято, ибо иные говорили, что у ученых в книгах ни словом не упоминается об их колокольне, так как ни Бартоло, ни Бальдо[111] не имели о ней никакого сведения, не то что о солнце.

Второе мнение было таково: отнять у выстроенной части четвероугольную форму (колокольня была выстроена четырехугольной) и сделать здание круглым. Из сего произойдут две вещи: во-первых, здание будет лучше смотреться, чем соседское; во-вторых, из материала, который они отсекут, можно будет вывести колокольню весьма высокую. И это решение не было принято (хотя привлекло многих) за незнанием, где взять острый железный инструмент для такой работы. Третье мнение было такое: как накладывают навоз под корни деревьев для того, чтобы те росли, так можно накласть и под колокольню, заставив ее расти, сколько им угодно.

Никто не выступил против сего изобретения, всем оно пришлось по душе, как потому, что исполнить это было весьма легко и средство казалось весьма надежно, так и потому, что не требовало входить в большие расходы.

Итак, решившись на это, они тотчас взялись за дело и натащили к основанию колокольни такую уйму навоза, что он занимал больше шести локтей в ширину и в высоту. Каждый день они ходили проведать, как продвигается дело, а ввиду того, что навоз, как всякий догадается, беспрестанно оседал, оставляя колокольню замаранной, они думали, что это не навоз оседает, а колокольня так резво подымается; в сей пустой уверенности они провели несколько месяцев, неизменно наблюдая все тот же успех. Вследствие сего они сделались довольней всех на свете и, думая, что колокольня выросла, как затевалось, водрузили на ней шпиль, кичась, что доискались такого прекрасного изобретения.

Хозяин выслушал эту повесть с большим удовольствием и сказал, что, если справедливо, что сферическая форма — самая совершенная, еще справедливей, что эти люди наделены совершенным разумом, ибо он у них скорее круглый, чем острый.

— Это так, — отвечал огородник, — и послушайте еще одну историю.

Они не только вообразили, что колокольня может вырасти от такого удобрения, но что и с железом это может выйти. Посовещались в обычном своем совете, вынесли решение завести торговлю железными колышками, какими обыкновенно пользуются крестьяне и многие ремесленники, и надумали наготовить их огромную груду, не тратясь сильно и не добывая железа из рудников. Итак, отрядили одного, из числа самых мудрых, в город купить несколько тысяч иголок (в том краю они зовутся швайками), а потом, вспахав поле, посеяли их, будто зерно, в уверенности, что в хорошо возделанной и удобренной почве те дорастут до размера помянутых железных колышков[112].

Когда пришла пора жатвы, они, не нашед никакого плода, остались мало довольны и немало изумлены. Одни говорили: «Как может быть, что колокольня так вымахала на навозе, а эти иголки нимало не отросли?» Другие отвечали им, что между камнем и железом есть огромное различие. И — так как случается, что невзгоды изощряют разум, — все предались поиску причины. Наконец один из самых совершенных, по вашему выражению, пошел в поле и вырыл одну из посеянных иголок. Он увидел, что она — из тех, что снабжены ушком для шитья, а вырыв еще несколько, приметил, что все они этого рода. С сим открытием он пошел и созвал совет, на котором объявил, что нашел изъян: как зерно, сказал он, коли повреждено, не прорастает и не дает плода, так и эти иголки по той же причине оказались с пороком. Оттого необходимо снова отрядить кого-нибудь в город и купить таких иголок, что не продырявлены. Это было всеми одобрено и исполнено, и в должный срок иголки были вновь высеяны. Но и с новым урожаем они так же обманулись, а отыскивая причину, увидели, что все иголки были заржавелые, и сему приписали вину их бесплодности.

Некий плут, прослышав об их скудоумии, пришел в деревню с объявлением, что приметил, как враждебные их соседи, с которыми они соревновались, выходили все, и мужчины и женщины, ночью, из зависти, мочиться на полях, засеянных иголками, чтобы те заржавели и не выросли. Селяне этому поверили и помышляли отомстить, прекратив, однако, уже решенный новый сев во избежание подобных столкновений. Вот какой рассудительностью наделены эти люди! Но послушайте еще чуть-чуть, а потом закончим.

Явился в ту деревню один ярмарочный шарлатан, который, чтобы лучше продавался его товар, расхваливал себя, говоря, что творит чудеса. Он сказал, будто хочет открыть им секрет, как скорейшим образом разбогатеть, если щедро его наградят. Обещали ему за это больше ста скудо и отложили оные. Тогда он взял мелкую монету и положил ее в сосуд с чистой водой, так что монета показалась вчетверо больше размером.