Лицо ее было серьезно, она пристально смотрела на Хэла.
– Но общий смысл-то уловить можешь! Четыре марсианских корабля, замаскировавшись под торговые суда, вышли на предпосадочную орбиту и разбросали миллиарды вирусных частиц. Невидимые узлы протеиновых молекул, дрейфующие в атмосфере, разлетелись по всему миру, покрыв его тонким слоем тумана. Эти молекулы, проникая сквозь кожу человека, прицеплялись к гемоглобину в красных кровяных шариках и придавали им положительный заряд. Этот заряд сращивал начало одной молекулы глобина с концом другой. И происходило нечто вроде кристаллизации. Кольцеобразные молекулы принимали форму ятагана, вызывая искусственную серповидно-клеточную анемию.
– И эта искусственная анемия была куда быстрее и намного результативнее естественной, потому что поражала
– Таким вот образом и погибло все человечество, Жанетта. Почти вся планета людей вымерла от недостатка кислорода.
– Я думаю, что поняла основной смысл, – сказала Жанетта. – Но ведь не все же, не все умерли?
– Нет. И земные правительства почти сразу поняли, что происходит, послали на Марс ракеты, устраивающие землетрясения, и практически все марсианские колонии были уничтожены.
– А на Земле выжило, быть может, не более миллиона человек на каждом континенте. Кроме некоторых зон, где уцелело почти все население. Почему? Мы не знаем. Быть может, благоприятные воздушные потоки отклонили вирусные частицы, а по прошествии некоторого времени пребывания вне человеческого организма вирус сошел на нет.
– Как бы там ни было, но Гавайские острова и Исландия сохранили организованные правительства и практически все население. Нетронутым остался и Израиль, будто рука Божия накрыла его в час смертоносного дождя. Смерть пощадила также южную Австралию и горы Кавказа.
– Эти группы стали быстро распространяться, вновь заселяя мир, абсорбируя уцелевших в захватываемых землях. В джунглях Африки и на Малаккском полуострове тоже осталось достаточно живых, чтобы начать миграцию в большой мир. И они закрепились на своих родных землях прежде, чем там возникли колонии с островов и из Австралии.
– И то, что случилось с Землей, уготовано и для этой планеты. Будет дан приказ, и с «Гавриила» взлетят ракеты, несущие смертоносный груз. Только на этот раз вирусы приспособлены будут к крови озановцев. И ракеты будут кружить, кружить, кружить и рассыпать невидимый дождь смерти. И повсюду… черепа…
– Молчи! – Жанетта прижала палец к его трясущимся губам. – Не знаю, какие-такие протеиновые молекулы и эти… электрофоретические заряды – этого моя голова переварить не в состоянии! Я знаю лишь, что чем дольше ты говоришь, тем тебе страшнее. Твой голос такой громкий! И глаза расширились.
– Кто-то когда-то сильно напугал тебя… не перебивай! Да, но ты в достаточной степени мужчина, чтобы скрыть от меня почти весь свой страх. Однако они хорошо постарались, раз ты не можешь через него переступить.
– Ну так вот… – мягкие губы коснулись его уха, она перешла на шепот. – Я сотру этот страх. Я выведу тебя из этой мрачной долины. Нет! Не возражай! Я знаю, это ранит твое самолюбие – что женщина знает про твой страх. Но поверь,
– Ну! Пей же со мной. Мы ведь не за стенами этой квартиры, где приходится волноваться о таких вещах и постоянно чего-то бояться. Мы здесь, внутри. Вдали от всего мира, кроме нас самих. Пей и люби меня. Я буду тебя любить, Хэл, и мы не увидим внешнего мира – он совсем нам не нужен. Забудь его в моих объятиях.
И они целовались, они нежно поглаживали друг друга, они говорили то, что всегда говорят любовники.
Между поцелуями Жанетта подлила еще синеватой жидкости, и они выпили. Хэл проглотил свою порцию без всякого принуждения. И решил, что ему было плохо не от самой мысли об алкоголе, а от его запаха. Нос обманул – обманул и желудок! И каждый следующий глоток давался ему легче и мягче предыдущего.
Он осушил три высоких бокала и встал, и поднял Жанетту на руки, и отнес ее в спальню. Она целовала его в шею, и ему казалось, что электрический заряд течет от ее губ к его коже и струится в мозг и оттуда вниз – к бьющемуся в груди сердцу, горячему животу, распухающим гениталиям и дальше – к подошвам ног, которые, как ни странно, стали ледяными. Он держал ее, не испытывая ни малейшего желания отстраниться, как бывало, когда он выполнял свой долг перед Мэри и Церством.
Но даже в этом восторге предвкушения оставалась одна невзятая твердыня. Крохотная, она была темной точкой в море огня. Он не мог забыться полностью и все сомневался, не испортит ли он все в последний момент, как бывало иногда, когда он в темноте заползал в постель, нащупывая там Мэри.
Черно семя страха, зароненное сомнением. Если ничего не выйдет, он убьет себя. Не сможет больше жить.
Но нет, говорил он себе, этого не может, не должно случиться. Не сейчас, когда она у него в руках и ее доверчивые губы приникли к его губам.