Прощание

– Ирма, насчет тех краж: вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, госпожа.

Ответ вырвался у нее слишком быстро.

– Вы уверены? – переспросила Эма.

– Да, госпожа. Я ничего не видела, я вообще не вижу. А что слышала – то было сквозь сон. Потом обнаружила, что пианино стоит без крышки, банкетка сдвинута. Звук стал другой, мутный, неустойчивый. Тогда я и проверила, что пропало. А больше прибавить нечего, правда.

Говоря, Ирма тихонько постукивала пальцами по столу. Она часто так делала на заседаниях Совета, когда обсуждался какой-нибудь щекотливый вопрос. Свои чувства она выражала больше руками, чем мимикой. Эма решила переменить тему.

– А как вообще дела у вас в провинции?

– Времена суровые, госпожа, и на Плоскогорье, и везде. Люди выменивают пайки за все подряд, даже за пуговицы с жилетов. Кто играет, кто залезает в долги, кто взаймы берет. Кредиторы преследуют их, все кончается драками в подворотнях. Кто-то поговаривает о том, чтобы уехать. Начать заново в Бержераке или Негодии. Находятся и такие, кто…

Ирма смутилась, коснулась пальцами пергаментно-желтого лба.

– Такие, кто?.. – подбодрила ее Эма.

– Кто говорит про вас гадости, госпожа. Винит вас и в дожде, и в стуже.

– Значит, Мириам ничего не изменила…

– Поначалу изменила, госпожа. Когда она родилась, они вас благословляли, после равноденствия – жалели. Но желудок по-прежнему пуст, люди устали. Они ищут, куда выплеснуть свою злость.

Эма не могла их в этом упрекнуть. Кому как не ей знать, что голод делает с человеком.

– А что они говорят про короля?

– О, ну король… У него огромный кредит доверия, госпожа. Его все с детства обожали, захваливали по молодости, еще принцем. Одарен от природы, воспитан великим Клеманом де Френелем, наследник трона, который Альберик так вознес… Все представляли, что его правление станет этаким золотым веком. Временем изобилия, процветания, когда на улицах играют музыканты, и праздникам нет конца – легкой жизни, в общем. Он все свободное время убеждал отца поддерживать художников. Считал искусство признаком счастливого народа. Вы видели бронзового человека в королевском водохранилище? А галерею мраморных фигур? Ну да. И представьте, после коронации он ни разу не заговорил про искусство. Ни единого слова. И даже отослал своих музыкантов с актерами куда подальше, за моря. Это я к слову.

Эма слушала в замешательстве. Тибо никогда не заговаривал при ней про искусство, разве что про испорченную фреску о хорошем правлении.

– Он разгребает одну напасть за другой, – продолжала Ирма. – Студеная зима, засуха, Гиблый лес, холера… Только и успевает, что тушить новые очаги. Поглядите, до чего мы дошли всего за год. Пайки. Ввоз воды. Отмена фестивалей, перераспределение средств для выживания, банковский заем, голод. Голод! И холод. Кто-то понимает его страдания. Но есть и те, что говорят, будто во дворце пируют без конца.

– Двор дорожит каждой крошкой хлеба.

– Я знаю, госпожа, да и они на самом деле знают. Но все ведут себя очень по-разному. Люди готовы затягивать пояса, но до какого-то предела. А потом начинают красть друг у друга.