Женщина не шевелилась.
— Ботинки вернем в магазин, — сказал полковник. — Это еще тридцать песо.
— Их не примут, — сказала жена.
— Должны принять, — возразил полковник. — Я надевал их только два раза.
— Турки этого не понимают, — сказала женщина.
— Должны понимать.
— А если не понимают?
— Ну и пусть не понимают.
Они легли без ужина. Полковник подождал, пока жена кончит молиться, и погасил лампу. Но уснуть не мог. Он услышал колокола киноцензуры и почти сразу же после этого — а на самом деле часа три спустя — сигнал комендантского часа. От холодного ночного воздуха дыхание жены снова стало хриплым. Глаза полковника все еще были открыты, когда она заговорила с ним, на этот раз спокойно, примирительно.
— Ты не спишь?
— Нет.
— Прошу тебя, подумай как следует. Поговори завтра с кумом Сабасом.
— Он не вернется до понедельника.
— Тем лучше, — сказала женщина. — У тебя будет три дня, чтобы передумать.
— Мне нечего передумывать, — сказал полковник.
Липкие туманы октября сменились приятной свежестью. Декабрь снова напоминал о себе — выпь кричала теперь в другое время. В два часа полковник все еще не спал. И знал, что жена тоже не спит. Он повернулся в гамаке.
— Ты не спишь? — снова спросила женщина.
— Нет.
Она немного помолчала.
— Мы не можем себе это позволить. Подумай только, что такое для нас четыреста песо.