На лице Шэнь Гана, который обычно при встрече с нами вёл себя нахально – ни дать ни взять, как говорится, дохлая свинья, что уже не боится кипятка, – появилось покорное и смиренное выражение, он вынул из-за пазухи толстый конверт и конфузливо проговорил:
– Твой брат не такой удачливый, тётушка, торговал вот и остался в убытке, занял у тётушки денег, до сих пор не смог вернуть, весь прошлый год крутился, подзаработал чуток, а должок тётушке всё равно возвращать надо. Тут три тысячи, пересчитай…
Он положил конверт перед матерью, отступил на шаг, присел на скамью перед печкой, достал из кармана пачку сигарет, вытащил пару и предложил одну сидевшему на краю кана отцу, который её принял. Другую протянул матери. Та не взяла. В красном свитере с высоким горлом из синтетики, с играющим на щеках румянцем мать выглядела очень молодой. В печке с гудением полыхал уголь, в доме было тепло. После возвращения отца дома у нас, можно сказать, шёл один удачный спектакль за другим, мать пребывала в радостном настроении, злоба с лица исчезла, даже говорить она стала по-другому.
– Шэнь Ган, – приветливо начала она, – я понимаю, что ты действительно остался в убытке, иначе не тянул бы так долго. Когда-то я решилась одолжить тебе последние кровные деньги, исходя из того, что ты – человек порядочный, о том, что ты по своему почину придёшь вернуть мне их, я вправду думать не думала, и во сне не могло привидеться такое. Я про это дело говорила и малоприятные вещи, ты уж не принимай близко к сердцу. Мы с тобой остаёмся добрыми односельчанами, ты вот, брат, вернулся, в будущем обязательно будем поддерживать отношения, не надо разводить церемонии. Пройдя через это, тётушка ещё лучше поняла, что на тебя можно положиться…
– Вы, тётушка, деньги-то всё же пересчитайте… – сказал Шэнь Ган.
– Ладно, – согласилась мать. Как говорится, когда беседуют, то с глазу на глаз, а когда занимают или возвращают, тут же пересчитывают. Одной бумажкой меньше – пустяк, а если, не дай и не приведи, бумажкой больше?
Достав пачку денег из конверта, мать послюнявила пальцы и пересчитала, потом протянула отцу:
– Пересчитай-ка ещё разок.
Отец проворно посчитал деньги и положил обратно перед матерью:
– Три тысячи как один юань.
Шэнь Ган встал, разинул рот и будто с натугой произнёс:
– Тётушка, а расписочку не вернёшь?
– Хорошо, что сказал, я бы и забыла совсем, – охнула мать. – Но куда же я эту расписку положила? Сяотун, не знаешь, куда я дела эту расписку?
– Не знаю.
Мать спрыгнула с кана, стала рыться в сундуках и шкафах и в конце концов нашла то, что искала.
Приняв расписку, Шэнь Ган внимательно прочитал её пару раз, убедился, что всё верно, и аккуратно засунул во внутренний карман. И ушёл.
Пока тот мастеровой хлестал себя по губам, я негромко продолжал рассказывать мудрейшему свою историю. Я-то думал, что мой рассказ привлечёт внимание этой четвёрки, но они были слишком увлечены мясом. Я хотел было сказать, что я – тот самый Ло Сяотун, изначальное воплощение бога мяса, но эти слова так и не сорвались с моих губ. Я подумал, что мудрейшему такая выходка может не понравиться, к тому же, даже скажи я это, они всё равно бы не поверили.
Вечером на второй день Нового года к нам в дом заявился с бутылкой «Маотай» в руках Яо Седьмой, тот самый, что всегда бросал вызов Лао Ланю. Мы как раз расселись за только что накрытым квадратным столом. Приход Яо Седьмого тоже поверг нас в изумление, потому что он никогда раньше у нас не появлялся. По взгляду матери я понял, что она в претензии ко мне за то, что я не выполнил её распоряжения перед ужином закрыть ворота, в результате этот тип и просочился к нам. Вытянув шею, Яо Седьмой окинул взглядом расставленную на столе еду и разозлившим меня тоном воскликнул:
– Ух ты, какое изобилие!
Отец приоткрыл рот, хотел что-то сказать, но так ничего и не произнёс.
ebooksa