– Ну и пусть считают, что вы еще там!
– Провокатор ты, Медников! Дисциплину нарушать подбиваешь! Но… Ты прав, черт возьми! Тут и без нас разберутся, полагаю… А если протелефонируют мне?
– Не протелефонируют! – Медников достал из бокового кармана кусачки и тут же убрал их. – Не работают у нас в конторе нынче телефоны, Владимир Николаевич!
– Все предусмотрел, беспоповец хитрый! – покачал головой Лавров. – А я-то в ресторацию приличную сходить намеревался, пару визитов сделать… Но раз такое дело – носа высовывать до поезда мне отсюда не стоит! Чтоб не увидел никто!
– И не высовывайте, Владимир Николаевич! – обрадовано зачастил Медников. – За обедом я пошлю человечка, а визиты ваши подождут!
К ночному курьерскому в Москву Лавров и Новицкий едва не опоздали: с наступлением темноты Петербург словно вымер. Улицы были совершенно пусты, и даже извозчиков не было видно на обычных, излюбленных ими биржах.
Спутники, видя такое дело, постепенно ускоряли шаг. Эта мера позволяла им заодно и разогнать в жилах кровь: легкий дневной морозец с наступлением темноты превратился в жалящего холодом монстра.
Два-три извозчика, попавшихся им по дороге, не остановились, не отреагировав ни на разбойничий посвист Новицкого, ни на призывное лавровское: «голубчик, два рубля до вокзала дам!» и размахивание саквояжем. Наконец Новицкий, высвободив одно ухо из-под башлыка, вовремя услыхал набегающий из переулка стук копыт, и, рванувшись, перегородил переулок своим телом с растопыренными руками. Деваться извозчику было некуда, и он натянул вожжи, опасливо вглядываясь в ночных пассажиров.
Усевшись в кошеву, Новицкий немедленно начал пытать ваньку:
– Вы куда все подевались, мерзавцы? Извозчики, то есть? Из города сбежали все, что ли? Или клад нашли, и порядочные пассажиры с их гривенниками уже не интересны?
– Тута сбежишь! – мрачно ответствовал ванька. – Седок нонесь поганый пошел, пакостный! Садишь его, как порядочного… До места довез – а он заместо двоегривенного револьверт в рыло сует… И слова всякие обидные говорит: почему не бастуешь, мол, как всякий сознательный пролетарий? Грозит ишшо: увижу, дескать, еще раз твоё рыло – все пульки из барабана в морду-то и покидаю!
Лавров и Новицкий переглянулись. Ванька же, воодушевленный сочувственным молчанием, продолжал:
– Лошаденку мою хотели сегодня это… Как же он, сучий потрох пролетарский, сказал? Мы, грит, на полдня нынче твою дохлятину экспра… экспру…
– Наверное – экспроприируем? – подсказал Лавров.
– Вот-вот, так и сказал, в рот ему дышло! Кое-как отговорился: еле живой кобылку свою представил… А куда мне без лошадки-то, господа хорошие? Ой, простите – не товарищами ли будете?
– Нет, не товарищами, – дружно рассмеялись седоки, хотя смешного в рассказе ваньки, признаться, было маловато.
У Московского вокзала Лавров щедро дал извозчику полтинник, и тот, не дожидаясь набегавших откуда-то с вокзального дебаркадера пассажиров, принялся нахлестывать свою животину и умчался.
Как бы там ни было, но до отхода поезда оставалось еще около часа, и Лавров предложил погреться в павильоне. Станционный жандарм проводил пассажиров подозрительным взглядом и успокоился только тогда, когда те зашли в желтый круг фонаря и можно было разглядеть их форменную одежду.
– Как нынче московский курьерский? – поинтересовался Лавров.
– А бог его знает! – откровенно заявил жандарм. – Агитаторы с заводов в депо ходили, было дело – но у нас там нынче охрана, визитеров до машинистов не допущают. Так что должон быть сегодня московский… А вы не в буфет ли собрались, господа офицеры?
ebooksa