– Председатель Мао говорит: «Больше людей – больше силы, больше людей – лучше справляться с делами, человек – живое сокровище, есть люди, есть и мир»! – возразила матушка. – А еще председатель Мао говорит: «Не позволять небесам насылать дождь неправильно, не разрешать женщинам растить детей тоже неправильно».
Тетушка не знала, плакать ей или смеяться:
– Знаешь, сестрица, за такую вот подделку цитат председателя Мао, искажение мудрых указаний, в прошлом головы рубили. Мы тоже не говорим, что нужно запретить людям иметь детей, лишь призываем рожать меньше, по плану.
– Сколько детей человек рожает за жизнь, предначертано судьбой, – парировала матушка. – Зачем тут, спрашивается, ваше планирование? По мне, так вы уподобляетесь слепому, зажигающему фонарь – все это бесполезные усилия.
Тетушкины усилия и впрямь, как сказала матушка, оказывались потраченными впустую, да еще худая слава пришла. В самом начале председателям женских комитетов в деревнях вручали бесплатные презервативы с тем, чтобы они распределяли их среди женщин детородного возраста, а также требовали от их мужей, чтобы те их надевали. Однако эти презервативы или выбрасывали в свинарники, или надували, как воздушные шарики, еще и покрасив, и давали играть детям. Еще тетушка с коллегами рассылали по всем дворам женские противозачаточные средства, но женщины считали, что те вызывают слишком серьезные отрицательные последствия, и отказывались принимать их. Даже если их заставляли тут же принять их, стоило уйти, как они залезали в горло пальцами или палочками для еды и изрыгали их со рвотой. Вот и решили применить способ стерилизации мужчин перевязыванием семенного канала.
Тогда в деревне ходили упорные слухи, что стерилизацию мужчин придумала тетушка на пару с Хуан Цюя. Некоторые утверждали, что вклад Хуан Цюя выражается в теоретическом замысле, а вклад тетушки – в его клинической реализации. Сяо Сячунь на полном серьезе утверждал: «Эти две извращенки замужем не были, смотреть, как мужья с женами милуются, им тошнехонько, вот и придумали, как оставить всех без потомства». Еще он говорил, что тетушка с Хуан Цюя сначала проводили опыты на поросятах, потом на обезьянах, а в конце концов на десятерых смертниках, которым после успешного проведения опытов изменили приговор на пожизненное заключение. Конечно, очень скоро мы узнали, что его рассказы – полная чушь.
В те времена из репродукторов нередко раздавался звучный голос тетушки: «Вниманию ответственных партработников больших производственных бригад, вниманию ответственных партработников больших производственных бригад! В соответствии с решениями восьмого заседания рабочей группы коммуны по планированию рождаемости, любая женщина, родившая более трех детей, а также мужчина, имеющий больше трех детей, обязаны явиться в здравпункт коммуны для проведения операции по стерилизации. После операции выдается пособие на питание в размере двадцати юаней, предоставляется недельный отпуск и соответствующее число трудодней…»
Прослушав это обращение, мужчины собирались в кучки и сетовали: «Мать твою, ну ладно, кастрируют свиней, быков, холостят мулов и жеребцов, но где видано, чтобы людей холостили? В дворцовые евнухи мы не собираемся, зачем тогда это?» Отвечающие в деревне за планирование рождаемости объясняли им, что стерилизация – всего лишь… Но те выпучивали глаза: «Это вы сейчас гладко говорите, а ляжешь на операционный стол, наркоз вколют, и эти две на яйцах не остановятся, заодно и елду поотчикают! Придется, как бабам, на корточках малую нужду справлять».
Гораздо более благоприятная, чем у женщин, с несложной операцией и незначительными последствиями, стерилизация мужчин наталкивалась на одно препятствие за другим. В здравпункте навели блеск и ждали посетителей, но никто не приходил. Из уездного штаба по планированию рождаемости каждый день по телефону торопили с отчетностью и оставались очень недовольны тетушкиной работой. Партком коммуны собрался по этому поводу на специальное совещание, на котором было принято два постановления: во-первых, начать стерилизацию мужчин с руководства коммуны, затем распространить это на простых партработников и обычных рабочих и служащих. В деревнях заводилами должны стать ганьбу больших производственных бригад, за ними должен последовать простой народ. Во-вторых, против тех, кто сопротивляется стерилизации, придумывает и распространяет насмешливые песенки, применить диктатуру пролетариата, тех, кто подходит под требования стерилизации, но отказывается от нее, сначала лишить права трудиться в больших производственных бригадах, а если и потом не подчинятся, лишать продовольственного пайка. Будут противиться ганьбу – отстранять от должности; будут выступать против рабочие и служащие – увольнять с работы; не будут соглашаться коммунисты – исключать из партии.
С речью по радио выступил сам секретарь парткома коммуны Цинь Шань. Он сказал, что планирование рождаемости тесно связано с планами развития экономики государства и улучшения благосостояния народа, что везде на местах, в каждой большой производственной бригаде нужно уделять этому пристальное внимание, ганьбу и члены партии, которые соответствуют требованиям стерилизации, должны идти на это первыми, показывать пример народным массам. Цинь Шань вдруг заговорил с другой интонацией и по-простому, по-житейски сказал: «Товарищи, взять, к примеру, меня: жене по болезни удалили матку, но, чтобы рассеять страхи народа перед стерилизацией, я решил завтра утром пойти в здравпункт и сделать эту операцию».
В своем выступлении секретарь Цинь призвал активно подключиться комсомол, женсоюз, школу, вести широкую пропаганду, поднять бурную волну «стерилизации». Как и при проведении других кампаний, наш самый блестящий литературный талант, учитель Сюэ сочинил стишки куайбань[34], мы срочно заучили их наизусть и группами по четверо с рупорами из картона или жести забирались на крыши домов, верхушки деревьев и голосили оттуда:
В ту необычную весну, по словам тетушки, во всей коммуне было сделано шестьсот сорок восемь операций по стерилизации мужчин, она сама произвела триста десять. По сути дела, как только объяснили, что к чему, определили правильную политику, когда руководители выступили застрельщиками и взялись за осуществление на разных уровнях, облагоразумился и народ. На те многочисленные операции, которые проводила она, людей по большей части приводили деревенские ганьбу и руководители организаций. Тех, кто по-настоящему упорствовал и к кому применяли некоторые меры пресечения, было лишь двое. Один – наш деревенский возница Ван Цзяо, другой – кладовщик зернового склада Сяо Шанчунь.
Происхождение у него было правильное, вот Ван Цзяо и выступал против и бесчинствовал. Когда его выпустили из-под ареста, он нес сплошную околесицу и с каждым, кто осмеливался загнать его на стерилизацию, схватывался не на жизнь, а на смерть. Мой приятель Ван Гань, который влюбился в тетушкину помощницу Львенка, в избытке чувств склонялся на тетушкину сторону. Он сам предложил отцу пойти на стерилизацию и в результате получил пару оплеух. Когда Ван Гань выскочил за ворота, Ван Цзяо погнался за ним с кнутом в руке. Он преследовал его до самого пруда на околице, и там они стали ругаться через пруд. «Ты, собачий сын, еще смеешь агитировать отца на стерилизацию»! – орал Ван Цзяо. «Раз ты меня собачьим сыном называешь, значит, я собачий сын и есть», – отвечал Ван Гань. Ван Цзяо, подумав, понял, что ругать сына – все равно что ругать себя самого, и пустился вокруг пруда в погоню. Так они и отмеряли круг за кругом, будто мельничный жернов крутили. Зеваки набежали во множестве, подстрекая обоих одобрительными криками и смехом.
Ван Гань стащил из дома острую кавалерийскую саблю и принес секретарю деревенской партячейки Юань Ляню, сказав, что это орудие убийства приготовил его отец. По словам Ван Ганя, его отец заявил, что зарубит этой саблей любого, кто осмелится погнать его на стерилизацию. Юань Лянь не решился пренебречь этим, взял саблю, отправился в коммуну и доложил об этом партсекретарю Цинь Шаню и моей тетушке. Цинь Шань в гневе аж по столу шлепнул: «Опять он! Нарушать планирование рождаемости – это контрреволюционная деятельность!» – «Если вопрос с Ван Цзяо не решить, ситуацию переменить будет очень трудно». Юань Лянь согласился, мол, в деревне все мужчины, подлежащие стерилизации, смотрят на Ван Цзяо. «Арестовать этого подающего отрицательный пример типа», – велел секретарь Цинь.
Для поддержки прибыл офицер безопасности коммуны Лао Нин, и председатель женсоюза, командир роты ополченцев с четырьмя бойцами под предводительством Юань Ляня ворвались во двор Ван Цзяо.
Жена Ван Цзяо с грудным ребенком на руках в тени дерева сплетала соломенный жгут. Увидев агрессивно настроенных людей, она отбросила работу, села на землю и разревелась.
Стоявший под стрехой дома Ван Гань молчал.
Ван Дань сидела на пороге большой комнаты и разглядывала в маленьком зеркальце свое изящное личико.
– Ван Цзяо, выходи! – крикнул Юань Лянь. – А то гляди у меня: не пьешь из уважения, выпьешь штрафную. Все тут, и офицер безопасности коммуны Нин тоже. Сегодня скрылся, завтра уже не скроешься. Настоящий мужчина действует сразу, не раздумывая.
Председатель женсовета обратилась к жене Ван Цзяо:
ebooksa