«Это, что, существа какие-то? В этой жиже, – дрогнула догадка. – И они сожрать меня хотят, что ли?»
Будто в подтверждение этой шальной мысли болото мерзко взбугрилось, раззявив клыкастую пасть. Тысячи чёрных рук всколыхнули мерцающую поверхность, удлиняясь, дотягиваясь до своих жертв, смыкаясь на их беззащитных запястьях, путаясь в волосах.
Ромка метался над распростёртыми телами, чувствуя свою беспомощность и нарастающую панику. Он безуспешно толкал, но не мог сдвинуть их ни на сантиметр, он кричал, но даже сам не слышал своего собственного голоса.
– Иди к нам, – пело вокруг.
Не утонуть в смоляном болоте, не оказаться там, среди них, кем бы они ни были, куда бы ни звали. Сознание сформировалось узким лучом: Ромка видел, как стал искриться янтарно золотым.
Время замедлилось вокруг, застыли алчно распахнутые пасти, протянутые руки. Пронзительной молнией метнулся Ромка к собственному телу, метясь точно в переносицу.
Вспышка, мгновенная острая боль и липкий холод ледяных объятий.
Ромка вскочил:
– Прочь!!! – наконец, его голос обрел плотность и силу.
Болото испуганно отшатнулось от него, оголив сырую, безжизненную землю.
– Пашка, Санька, вставайте, – он подскочил к Пашке, с размаху саданул его по щекам. Тот застонал.
Ромка подбежал к Агафье, наступил ботинком на впившуюся в её руку чёрную пиявку, оттащил вглубь островка, попробовал посадить.
– Гаша, ты меня слышишь? Очнись! – кричал он, прислонил к стене, неистово тряся за худые девичьи плечи. – Чёрт, Гаша, очнись!
Пашка неловко пошевелился, подобрал под себя длинные ноги. Подслеповато оглянулся – очки совсем сползли с носа.
– Это мы где? – приставив разбитые очки к глазам и придерживая их испачканными грязью и тиной руками, он озирался по сторонам.
– Тихомирова оттащи от края! – заорал Ромка, заметив, как мощный протуберанец вырвался из жижи, изогнулся и коброй бросился к Саньке.
Пашка схватил друга за лодыжку, подтянул к себе: смоляной язык с противным шлепком стукнулся о камень и стёк в болото.
Тихомиров застонал и тут же подскочил, как кипятком ошпаренный:
– Что за жесть?! – прохрипел.
Зашевелилась Агафья в Ромкиных руках: выпрямилась, с трудом разлепляя веки.