– Мистер Денхэм, – решительно сказал он, – если вы не простите меня, то кто-то должен будет умереть.
– Господи, – сказал я, – не будьте занудой. В соседней комнате находится гроб с покойным. Достаточно смертей на сегодня.
– Вы или я должны умереть. Одной смерти никогда не достаточно. Вы должны умереть за то, что не простили меня. Я должен умереть за то, что не удостоился прощения.
– Мистер Радж, вы пили?
– Немного, – сказал мистер Радж, – дульцем пистолета он принялся загибать пальцы свободной руки, – чуточку виски в пабе в Стратфорде, потом немного хорошего вина в «Доме истины», где мы обедали, французское вино, очень хорошее. Потом чаю в трактире, который называется, как ни странно, «Черный лебедь». А дольше она не осталась. Она не пошла со мной на далекие луга, чтобы последовать вашему совету насчет длительной копуляции. Она настояла, чтобы вернуться ближайшим поездом. Так что я привез ее назад, а потом она сказала, что должна навестить отца и мать, и что я – не ее. А я отправился в одиночестве пить пиво, так что денег у меня теперь осталось очень мало. И тогда я стал бродить здесь поблизости, вокруг места преступления, и увидел свет в окне. Я полагаю, что не слишком пьян. – Он открыл дверцу буфета и вынул оттуда полбутылки «Мартеля» и стакан. – Вы присоединитесь ко мне, о недоверчивый и ненавидящий мистер Денхэм? – пригласил он меня.
– Раз вы меня так величаете, – ответил я, – то, разумеется, нет.
– Очень хорошо, тогда, – сказал мистер Радж, – придется пить в одиночку, – и немедленно выпил полный стакан чистого бренди и аккуратно вытер губы пистолетом. – Моя попытка установить контакт завершилась провалом, – сказал он, – провалом, провалом, провалом.
– Да проваливайте уже к черту со своим провалом, – сказал я, – с кем не случалось?
– То есть вы признаете? – уцепился мистер Радж. – Признаете, что я потерпел неудачу? Я полагаю, вы не можете это отрицать. Поскольку ваш отец теперь лежит в гробу, как вы говорите, а гроб стоит тут поблизости, в соседней комнате? Ах, будет вам, эта глава завершилась. И сегодня вечером вы займете свою старую кровать, которая, по счастливой случайности, теперь застелена чистыми простынями, а кровать вашего отца останется нетронутой, неся на своем матрасе следы мертвеца и его невоздержанности.
– Я могу спать и здесь – вот в этом кресле. Ничего не имею против.
– Вы пытаетесь сделать вид, мистер Денхэм, будто ничего не переменилось, но вы знаете, что это не так. Не стоит упрекать в притворстве других, если сам так много притворяешься. Я найду ночлег где-нибудь еще. Только преданность вашему бедному старому доброму мертвому отцу удерживает меня от этого.
– А мне помнится, вы рассыпались в благодарностях.
– Да, конечно, я и был благодарен. Я был неприкаян, но этот дом очень скоро стал, в сущности, и моим домом, мистер Денхэм. Это я принял вашего отца в свое лоно, а не он принял меня в свое. – Мистер Радж насупился, а потом беспокойно затряс головой. – Я был собран и ответствен. Я готовил и стелил постели. А потом та женщина, что здесь прибирала иногда, увидела, что «в доме поселился негр», и сказала, что ноги ее здесь больше не будет, поскольку все негры непременно грязнули – ведь они черные. И я делал все сам, мистер Денхэм, без единой жалобы. Теперь я могу уйти. Следует наконец приложить усилие, чтобы установить контакт. – Он поднял бутылку с бренди к лампе и сощурился, разглядывая ее на просвет. – Это надо допить, – сказал он. – Я купил его для вашего отца, но ему оно больше не нужно.
Пренебрегая стаканом, он начал пить прямо из бутылки. Я восхитился и сказал:
– А вы многому научились с тех пор, как приехали в Англию.
– О да, – выдохнул мистер Радж, опуская бутылку. – Мой английский улучшился, как мне кажется. Хотя вы, наверное, станете уверять, что я использую слова в их неверном значении. Ну это мы еще посмотрим.
Внезапно мистер Радж принялся быстро маршировать, нелепо размахивая руками: бутылка – в одной, пистолетик – в другой. Он осклабился, демонстрируя мне две безупречные белоснежные шеренги зубов, ни единого разрыва в строю. Он нахмурился так, что вся верхняя часть его лица покрылась морщинами. А потом он разразился чем-то вроде ритмической рапсодии, составляющими которой были английские слова, но сам язык был низведен, подобно телу моего отца, очень быстро низведенному к простым, ничего не означающим элементам, лежащим бок о бок, но никак не связанным совокупностью смысла.
– Заткнись. Заткнись уже, – сказал я. Хватит с меня абракадабры на сегодня. – Заткнись.
Тут зазвонил телефон. Мистер Радж оцепенел и сказал, наставив на меня бутылку:
– Если вы ответите, мистер Денхэм, то я буду вынужден застрелить вас.