– Она мало говорила. Что-то вроде «Чернилка убил».
– «Чернилка». – Мистер Радж расплылся в улыбке. – Так она меня называет. Аллюзия к чернилам на прилежных пальцах школяра. – Он показал свои прилежные пальцы, не замаранные ни чернилами, ни кровью, и прибавил неизбежное: – На пальцах убийцы. А что бы вы, мистер Денхэм, сделали в моей ситуации?
– Вы ничего не должны делать до приезда полиции. Думаю, мне следует позвонить вашему брату в Греевскую школу. Вы имеете право на адвоката.
– Мой брат, – засмеялся мистер Радж, – предпочел бы стать судьей, натянуть парик и приговорить меня к смерти. Но для судьи у него не хватает мозгов. Он, мистер Денхэм, ненавидит меня за превосходный интеллект и более располагающую внешность.
Мне показалось, я услышал звук мотора мощной, облеченной властью машины, выезжающей из-за поворота. Я сказал:
– Но можно поступить иначе. Многое зависит от того, что вы ждете от жизни. Заслуживаете ли вы того, чтобы вас повесили после всех унижений суда, газетных заголовков, сочного куска в воскресном таблоиде для любителей отведать мертвечины на сон грядущий.
– А что бы вы сделали, мистер Денхэм? – спросил мистер Радж с чуть ли не дурацкой улыбкой.
Я снова посмотрел на беднягу Уинтерботтома – еще один печатник, разбитая шрифтовая матрица, погрешившая против стабильности и так нелепо наказанная. Я потер измученные глаза, подумал о голоде в Индии, где трупов как грязи.
– Вы на самом деле хотите знать, как поступил бы я, совершив то, что совершили вы, и стоя вот тут над делом рук своих?
– О да, мистер Денхэм. Я в конечном счете все еще здесь, чтобы поучиться у Запада. – Он улыбнулся вежливо, но расслабленно, еще не протрезвев.
– Я бы вышел тихонько в сад через черный ход, приложил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Я бы сделал это до того, как приедет полиция и начнется вся эта ужасная недостойная круговерть. Вот что я сделал бы. Но это не означает, что я принуждаю вас поступить так же.
– Нет, что вы, какое принуждение, – сказал мистер Радж.
Я услышал, как другая машина выехала из-за другого поворота, другая мощная, облеченная властью машина. Подъезжает? Громкий визг тормозов ответил: не просто подъезжает – она уже здесь.
– Вот и они, – сказал я. – Слишком поздно.
– О нет, мистер Денхэм, никогда не бывает слишком поздно. Ведь не обязательно идти в сад? Это же не какое-то грязное дело, это же не в туалет сходить, да?
Трое поднимались по лестнице, три пары ног – одна пара легких, две другие – тяжелые, и чей-то голос басовито крикнул:
– Эй, кто там наверху? Без шуток там, имейте в виду.
– Пора, – сказал мистер Радж, завидев синемундирную массу на площадке, – поскольку органы правопорядка прибыли на задержание.
Он приложил изящный дамский пистолет к правому виску и нажал на крючок аккуратным пальцем цвета молочного шоколада. И прямо перед тем, как нажать, он подмигнул мне левым глазом, будто все случившееся было на самом деле шуткой. Возможно, для индуиста так оно и было. Когда он упал на Уинтерботтома, я впервые заметил на стене спальни картинку – маленькую репродукцию «Последнего взгляда Геро»[72], показавшуюся мне более вульгарной, чем она есть на самом деле. Геро – Элис, ожидающая в классической тревоге своего еженедельного возлюбленного, Леандр, вероятно, Джек Браунлоу, переплывающий объятый штормом пролив во имя «Пиммса № 1» и любви. Ни в ком из них не было и намека на подобное: ничего героического в ней и ни капли леандрического в нем – глупые вульгарные людишки, потревожившие бомбу, сокрытую под покровом стабильности.
Глава 19