– Что хочешь сказать,
– Хочу сказать, опять постараться. Если бы ты сначала. Ох боже боже боже боже, ты нам все испортил, правда? Все было хорошо, пока ты не пришел.
– Ах, заткнись.
– Не следовало ему это делать, – четко сказала мисс Эммет. – Хотя это в крови. Что-то в крови толкает на это.
– Ох боже боже, хорошо бы стошнить.
– Хорошо, – сказал я мисс Эммет. – Продолжайте думать над этим. Это был Майлс, вы набросились с ножницами на Майлса, и Майлс выпал в окно. Потом Майлс убежал, и больше вы Майлса не видели.
– Убежал. Да да да.
– Вы правильно сделали. Теперь все кончено, нечего больше об этом упоминать. Майлс вернулся туда, откуда пришел. Вы взяли ножницы и вырезали Майлса из фильма. Нет больше Майлса.
– Я не могу идти, пока она такая, – говорит Катерина. – Видишь. Видишь, я не могу. Идти пока она.
– Плохого Майлса, – уточнила мисс Эммет. – Но хорошего Майлса не трогала.
– Был только один, – громко сказал я. – Я не Майлс, если вы меня за него принимаете. Я некто совсем другой.
– Пока она такая.
– Тогда иди утром. Утром первым делом. Потом снова будут летать самолеты.
– Туда за Божьей милостью отправлюсь я, – процитировала, закрыв глаза, Катерина. – В Новую Зеландию. Ох, это сумасшествие это сумасшествие это. Они посмеются, я тебе говорю. Посмеются ха-ха-ха.
– Прекрати.
Я сделал несколько успокаивающих глубоких вдохов: слава богу, астма процессу не помешала. А потом сказал:
– Приду сюда завтра как можно раньше.
И ушел. Мало что нашлось в доме в смысле материалов для маскировки, поэтому я шел окольными улицами, как хромой юноша в темных очках (из нагрудного кармана Лльва) с сильно болевшей щекой (лицо закрыто носовым платком). Полиции вокруг вроде не было, очень мало ночных прохожих. Из дверей выглянула женщина и сказала мне:
– Fac fijki fijki?[84]
Я ее проигнорировал и пошел к отелю «Батавия», где еще горел какой-то верхний свет. Рядом стояли две-три машины, еще несколько на Толпин-стрит. Кинотеатр был темен, закрыт, кино давно кончилось. Значит, я опоздал, сильно опоздал, впрочем, если понадобится, всегда можно сказать, зашел куда-нибудь выпить кофе. Я вытащил ключи Лльва с непристойным брелоком и тут забыл, как выглядит машина. Твою мать, старик. Вернулся четкий голос Лльва: «Сирано» гребаный с откидной крышей. Я ее личный шофер, мать твою. И вот он: кремовый, с зубными мостами крыльев, длинноносый, SKX 224. Я сел, сбросив зубную боль и темные очки. Включил мотор, приучил правую руку к осязанию и положению на элементах управления. Потом осторожно поехал. Предстояло о многом подумать. Но ценой своей жизни я не видел другого решенья проблемы, за исключением этого.