Неужели мне больше не придется изо всех невозможных сил удерживать эту гребаную позу покорности?.. Ты же теперь не заставишь меня так сидеть? Пожалуйста… Я больше не смогу.
— Все хорошо. Тише, тшшш… ничего страшного не происходит… я тебя держу… Расслабься, просто расслабься.
А вот теперь я реально не понимаю, почему так хочется рыдать, еще сильнее и во весь голос и одновременно терять остатки здравого разума под атакой противоречивого ощущения запредельной эйфории. Твоя неожиданная нежность, убивающая забота и убаюкивающая ласка — твои теплые ладони (пусть в этих треклятых перчатках) растирающие мои обездвиженные руки массирующими движениями от плеч и до самых ладошек. И только потому, что я ни черта не вижу, само ощущение твоего физического воздействия на моей онемевшей коже, в мышцах и даже в костях было подобно самому гиперчувствительному разливу тягучей патоки пульсирующих и выжигающих искр твоих фактурных трений и касаний. И это на самом деле реально сводило с ума и продолжало возбуждать, не смотря на то, что я совершенно не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Хотя не знаю, чем больше меня топило, прикосновением твоих ладоней или осязанием тебя всего. Я как будто реально тонула в тебе, в твоем живом тепле, и в самом сильном неуязвимом теле моего ласкового палача.
Ты завел мне руки вперед, потратив почти несколько минут на то, чтобы размять и растереть на них затекшие мышцы и суставы, заставив опереться о твое плечо и грудь, прижаться виском к твоей твердой скуле и щеке. И я уже была готова умереть в таком состоянии прямо здесь и сейчас, лишь бы оно не прекращалось… лишь бы ты снова не начал этот прерванный кошмар и не сорвал с меня живьем кожу очередным смертельным трюком своих изощренных, заученных наизусть манипуляций беспощадного садиста.
— Эллис, я же просил тебя, расслабься… — о, господи. И как же мне это сделать, когда твой звучный теплый голос опаливает мне ушко, проникая под кожу и череп на виске согревающим скольжением, вибрирует внутри моих дрожащих легких и в бешеном стуке сердца. Когда ты практически и полностью накрываешь собой, буквально затягиваешь внутрь своего горячего живого кокона, обнимая обеими руками и еще крепче прижимая к себе. И мне до одури хочется вцепиться в тебя, не смотря на то, что ты запретил мне это делать.
Но кто знал, что это не те объятия? Что ты попросту поднимаешь меня на руки, подхватываешь, как пушинку, отрываешь от земной гравитации и притягиваешь к своей на несколько сладких и до боли коротких секунд. И я практически не успеваю этого осознать, понять и определить, поскольку абсолютно не соображаю, где теперь находился верх и низ, и в каком я вообще положении. Даже если бы ты перевернул меня вниз головой, я бы и этого не поняла. Ты стал моей единственной точкой самого сильного притяжения, моей засасывающей черной дырой. И инстинктивно схватившись дрожащими пальчиками за лацкан твоего пиджака, я навряд ли испугалась в ту секунду, что упаду… ведь это было бы просто нереально.
Несколько шагов в неопределенную неизвестность с окончательной потерей всех возможных ориентиров, кроме одного единственного — тебя. С ужасом принимая тот факт, насколько сильно я теперь боюсь потерять его, потерять такое осязаемое и самое желанное тепло твоей близости, твоих рук и твоего тела. Хотя теперь мне ничего не стоило поднять собственную руку к своему лицу и содрать с глаз эту долбанную повязку, увидеть наконец-то (а не только чувствовать) тебя и куда ты меня несешь. И кто мне скажет, почему я так этого и не сделала?
— Эллис, разожми пальцы, я тебя не уроню… держи руки на бедрах.
Ты же не можешь сейчас требовать от меня такого, в моем состоянии и после всего, что ты уже сделал, после тех ласковых слов и нежных прикосновений. Или теперь так будет всегда, теперь это станет одним из самых безжалостных орудий твоих смертельных пыток?
Боже, нет, я не хочу. Не сейчас. Только не сейчас. Не надо. Делай что хочешь, говори, что посчитаешь нужным, только не отпускай, не лишай возможности прижиматься к тебе и чувствовать тебя так сильно и остро. Зачем ты убиваешь меня теперь еще и этим? Отнимаешь от своей груди и опускаешь на поверхность разверзшейся черной пустоты, на твердый почти жесткий холод мертвого ничто. А я даже не могу поддаться собственному ответному импульсу, вцепиться в тебя еще крепче и по настоящему, и не потому, что боюсь упасть или провалиться в эту бездну, а потому что не хочу терять тебя, самой близкой и головокружительной связи с тобой.
И я не сразу успеваю осознать, что происходит, что именно я чувствую под своей спиной, под обнаженной кожей, и почему мне кажется, что если ты уберешь свои руки, отпустишь меня, я тут же сорвусь, упаду с очень большой высоты. Разобьюсь на хрен, всмятку, в одну сплошную пульсирующую кровавую рану, нескончаемую боль с живым сознанием Эллис Льюис.
— Эллис, успокойся… это всего лишь спинка раскладного кресла. Все хорошо. Расслабься и дыши… спокойно и глубоко. Я рядом. Только я…
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я четко осознала и прочувствовала, что это действительно была очень устойчивая и крепкая опора — упругая и плотная лежанка, обтянутая холодной тугой кожей. Но едва ли я могла при этом определить иными ощущениями, собственной спиной и ягодицами, какой именно она была формы и размеров, не говоря уже о высоте. Тем более ты поставил мои трясущиеся ноги на низкие ступени (приподнятые под небольшим углом над полом), мало чем напоминающие подножку-подъем гинекологического кресла. И при этом ты ни разу не убрал своих рук, не дал мне окончательно провалиться в этот ужас, не позволяя думать о чем-либо другом, кроме как о тебе. Удерживал мое сознание и особенно тело прикосновением своих ладоней, проводил легкими, невесомыми поглаживаниями и успокаивающими ласками по бедрам, вздрагивающему животику, центру груди и даже шее.
Черт… и ты усилил их давление с обхватом пальцев на моем горле, когда я поняла, что ты находишься прямо надо мной, в изголовье этого гребаного кресла-станка. Нежными гибкими тисками, оплетая мое лицо и голову, чтобы "поправить" ее положение в удобной для тебя позиции, всего в нескольких миллиметрах от края спинки, от твоего живота.
— Не шевелись, чтобы я сейчас не сделал. И, бога ради, хватит паниковать. Я не буду делать с тобой ничего, что тебе может не понравиться. — и все эти заверения с последующим скольжением твоей ладони по моему плечу и всему изгибу левой руки, с прорисовкой новых чувствительных линий по немеющей коже, с небольшой задержкой на внутренней стороне запястья и с более легкими узорами-касаниями к подушечкам дрожащей ладошки.
Господи, почему мне так захотелось заплакать именно в эти секунды, когда самая невинная из твоих ласк не только отзывалась томительной пульсацией в напряженном клиторе и в сокращающихся стенках влагалища, а буквально резала меня по сердцу, по еще чистым мышцам, не тронутых и не задетых до сего момента твоим ментальным скальпелем.
Но я так и не успела… ты подхватил мою расслабившуюся кисть, как раз тогда, когда я меньше всего ждала от тебя именно этого действия, потянув неожиданно, хотя далеко не резко, на себя — вверх и в сторону. Прижал к более мягкому то ли подлокотнику, то ли поручню, обтянутому той же кожаной обивкой, и… накинул прямо по запястью плоскую полосу холодного жгута.
Вот тогда мое сердце остановилось по-настоящему.
— Эллис, я же сказал, не дергайся. В этом нет ничего страшного…
Тогда почему мне так до безумия хочется выдернуть руку, интуитивно сжимая под давлением твоих пальцев ладонь в трясущийся кулачок? Жалобно заскулить и всхлипнуть? Да что уж там, я уже порывисто и учащенно втягивала и выталкивала из легких воздух в паническом приступе асфиксии постанывающими вдохами-выдохами.
ebooksa