В этот раз он сделал паузу, но только для того, чтобы дожать меня своим весьма убедительным взглядом. И у него это очень даже хорошо получилось. Мое сердце пропустило надрывный перебор, а к горлу подступил удушливый комок панической асфиксии. Казалось, я прочувствовал именно физически конец ручки прямо у своего кадыка, отчего не смог заставить себя хотя бы просто сглотнуть.
— Ты ведь все хорошо понял из того, что я тут пытался до тебя донести? Дополнительных разъяснений не понадобится?
— Можешь себя этим более не утруждать… Все понято, принято и сохранено в нескольких резервных копиях. — разве что не могу расписать во всех буйных красках, чего мне это стоило на самом деле.
На вряд ли какого-нибудь там банального разочарования. Тут уж не до инфантильного расстройства "незаслуженно" обиженного любимым родителем сыночка. Скорее это было можно сопоставить лишь с рубящей болью от нанесенного в спину удара. Очень мощного удара, особенно если по почке. Устоять от такого просто нереально, как и пошевелиться в распластавшейся по полу позе парализованного эмбриона. Видимо, поэтому я и продолжал все это время сидеть буквально вросшим в кресло истуканом, иначе, если пошевелюсь… накроет сразу.
Спасибо, папочка. Теперь еще придется "ссать кровью" в ближайшие несколько дней.
— Ну раз так, выход ты знаешь где. И чтобы я не видел тебя здесь до тех пор, пока сам сюда не вызову.
ГЛАВА двенадцатая
Как ни странно, но встать с кресла, дойти вначале до одних дверей — выхода из кабинета, потом до других — выхода из приемной, силы у меня нашлись. Их не хватило вернуть мне потерянного лица. Не знаю, как я тогда выглядел, но и Марья, и Настенка ни звука не проронили, пока провожали подобие меня недавнего ошалевшими в вытаращенных глазенках взглядами. Я и сам не очень хорошо запомнил того момента. Дальнейшие события так вообще не захотели задерживаться в моей памяти, выпадая оттуда огромными кусками в виде очень мутных картинок. Очнулся я уже более-менее сносно соображающим в своем кабинете, заперевшись изнутри на всякий пожарный. И то последнее сделал спонтанно, а не с каким-то четким намереньем на ближайшее будущее.
Откровенно говоря, я не знал, что буду вообще теперь делать. Но уж точно не работать. В таком состоянии даже воды себе не сможешь налить, что уже говорить о проблемах нашего рабочего отдела с возложенными на нас обязательствами. По ходу я сейчас и единицу от нуля не различу. Наверное, поэтому я и притормозил, когда дошел до зеркальной горки и потянулся к дверцам бара чуть дрожащими руками. Сказал себе стоп чуть ли не в самый последний момент.
Я реально только что пытался достать бутылку коньяка? Серьезно?
Хотя, не знаю, что хуже. Опять упиться, еще и на работе под боком у всевидящего и всезнающего папашки или… продолжать и дальше терпеть внутренние атаки взбесившихся во мне демонов. Казалось, вчерашняя боль не то, что не ослабила своей садисткой хватки, а еще больше ее усилила с помощью пережитого в кабинете отца и залитых им мне в уши серной кислотой неимоверно красноречивых угроз. Сегодня я получил, что называется, контрольный, буквально в голову, без возможности отмотать случившееся на обратно или переписать на чистовик совершенно иным ходом событий. Более того, полез голыми руками на оголенные провода, подставив себя от и до. Не удивительно, откуда у меня теперь ТАКОЙ убойный приход. Все равно что просидеть связанным перед своим убийцей, пока тот пихает дуло револьвера в твой рот, спуская через каждую минуту курок и играясь с твоей жизнью в русскую рулетку. То ли ты такой везучий, раз до сих пор еще жив, то ли он просто тебя развел, как сцыкливого щенка.
На что я вообще рассчитывал, когда затевал это безумие? Что отец пойдет мне на встречу? Так запросто? Особенно после вчерашнего? И как у меня духу хватило полезть на его территорию со своими требованиями? С каких это пор я перестал пользоваться своим прекрасно прокачанным критическим мышлением и решать вставшие передо мной проблемы с помощью неуравновешенных эмоций и пацанских понтов? И почему я никак не могу успокоиться? Вчерашнего безумства, видимо, мне было недостаточно, и я решил сходить к папеньке за новой дозой?
Получил? Проглотил? Вставило? Теперь лови свой вполне заслуженный кайф.
Бл*дь, но почему же ТАК БОЛЬНО? Сколько можно? А на трезвую голову так еще хуже, ибо попросту тупеешь и не знаешь, что при этом делать вообще. Не знаешь, как эту хрень вырвать из себя или как заставить себя не думать… не впуская ни в голову, ни даже в тело. Хотя, как раз не думать в эти минуты — проще простого, поскольку на первый план выползают эмоции. Именно они обостряются до критического предела и творят свое черное дело ни перед чем не останавливаясь. Впиваются в нервы, впрыскивают в кровь свой быстродействующий яд, дробят кости до самого мозга и вонзают свои отравленные клинки во все уязвимые точки одновременно. Нет в мире худшего самоубийцы, чем ты сам, ибо когда позволяешь данному безумию проникнуть в себя, то тут же теряешь над ним любой контроль и все имеющиеся способы управления, превращаясь в жалкое ничтожество, скулящее и бьющееся головой о стенку.
При чем поди разбери, чем тебя на самом деле топит. Ненавистью, отсроченной болью или полной безысходностью? А может и всем вместе сразу. И прекрасно ведь знаешь, что ты все равно это переживешь. Рано или поздно эта хрень пройдет, схлынув из тела, как будто кто-то нажмет на нужный переключатель. Организм банально устанет и сам начнет искать пути выхода из убивающего его кризиса. Примется глушить очаги заражения природными анестетиками, пока не собьет этого упрямого Голиафа с ног и окончательно не повалит на землю поверженным трупом.
Жаль, что нельзя применить этот прием прямо сейчас, когда сил еще до хрена, а желаний сделать что-то вон выходящее — еще больше. Когда реверсивная психология зашкаливает и просится на свободу в виде хоть какого-нибудь конкретного действия. Нельзя эту суку держать в себе так долго. Уж лучше ты ее, чем она тебя…
На благо, кому-то ударило в голову позвонить в эти минуты на мой нерабочий сотовый. С одной стороны может это и хорошо, а с другой… как знать. Если не сумеете меня отвлечь или хотя бы на пару сантиметров оттащить от края бездны, в которую я уже намерился вот-вот шагнуть, пеняйте на себя. Единственный, кого я не в состоянии преодолеть в неравной схватке — это мой отец. Остальные, так — легкая закуска на один зуб.
— Мама? Что случилось? Почему ты мне звонишь на работу во время работы? — уж ей-то действительно было нечего делать, являя себя миру в такой совершенно неподходящий момент.
— И ты еще спрашиваешь почему? Да как у тебя язык поворачивается такое мне выдавать? Отключил вчера телефон, пропал чуть ли не на целые сутки. Пришлось звонить в Куршавель, в отель, чтобы узнать добрались ли вы до своих забронированных мест, а уже там всеми правдами и неправдами связываться с твоими друзьями. Это вообще нормально, Кирилл, узнавать через третьих лиц, что с тобой произошло, и почему ты никуда не полетел, никого, естественно, об этом не предупредив?
— Я думал, ты наоборот будешь прыгать от счастья, узнав, что я остался дома.