— И какого черта ты не в Куршавеле, а в моем кабинете? Это какая-то идиотская шутка, особенно после той пламенной речи, в которой ты так страстно изливался на счет права на свою долю развлечений и отдыха? — он переключился на меня сразу же, не отходя от кассы, но так и не посмотрев в мою сторону, пока не вытащил из уха наушник и не закрыл на своем компьютере уже ненужные для онлайн-связи программы.
— Я думал, ты знаешь причину, по которой я так и не улетел?
Глеб Стрельников наконец-то перевел на меня свой грузный, а, значит, крайне недовольный взгляд, в первую очередь скользнув им по моей перевязанной руке.
— Что-то мне подсказывает, допытываться об истинной причине твоего необъяснимого поведения в лифте отеля будет напрасной тратой моего времени. Если ты, конечно, не соизволишь сам все рассказать без излишних прикрас и не имеющих к этой истории никакого прямого отношения деталей.
— Ты прав… — я приподнял правую руку с подлокотника тоже на нее посмотрев вроде как очень внимательным взглядом и даже попытался сжать пальцы в кулак, дабы проверить степень своего реального плачевного состояния. Боль отозвалась мгновенно, вынудив меня поморщиться и вернуть свою многострадальную кисть на исходную позицию. — Я и сам не все четко помню. Видимо, почудилось, будто кто-то пытался на меня выпрыгнуть из зеркала.
Отец очень сдержанно отвернулся, скользнув тяжелым взором в сторону и слегка приподняв брови, что означало — имел он виду подобный вид моего дурацкого объяснения и слушать дальше нечто близкое к данному репертуару он определенно не собирается.
— Я же сказал, что не помню. Видимо, произошел какой-то психический выброс. Очнулся уже после того, как долбанул по зеркалу во второй раз.
— Почему рукой, а не головой? Может тогда бы там что-нибудь встало на свое место?
— Сам задаюсь данным вопросом уже вторые сутки. Но, судя по всему, не судьба.
— И ты с таким пофигизмом мне это рассказываешь? Вообще-то такое поведение считается далеко не нормальным. Часто с тобой начали происходить подобные провалы?
А тут все как обычно, либо солги, либо приукрась часть правды почти правдивыми моментами. Но, боюсь, данный номер с отцом не прокатит. Он как та собака-ищейка, натасканная на наркотики, разве что в его случае — это ложь или правда. И сколько бы я не пытался за всю свою жизнь разгадать эту чудо-загадку, я так и не смог понять, как у него это получается.
"Когда от чьей-то правды или лжи зависит чужая жизнь и решать ее нужно за считанные секунды, тут уж не до бесконечных судебных разбирательств. Либо натаскиваешь свою интуицию до максимума, либо снимаешь с себя все возложенные на тебя обязательства кого-то судить или приговаривать к смерти…" — звучало когда-то из уст моего всеведающего родителя на редкость логично и обосновано. Только в моем случае на вряд ли прокатывало. Меня растили не в тех условиях и слишком многое прощали, особенно в ранние годы моего столь беззаботного отрочества.
— Обычно после или в момент затяжной попойки. А вчера… впервые на абсолютно трезвую голову. И, скорей всего, это был единичный случай.
Я бы и рад ему рассказать, что сделал это как раз из-за него и Стрекозы, но… что-то мне подсказывало, рано еще раскрывать свои главные козыри. Да и не хотелось подставлять сгоряча Альку. Я же понятия не имею, кто она в действительности. Вначале надо выяснить, потрясти ее, как следует, а потом уже решать, что же с ней такой красивой делать дальше.
— Который ты сам не в состоянии объяснить ни себе, ни кому-либо другому?
— Ты же не пошлешь меня после этого прямым рейсом к психиатру?
— Пока не дашь логического ответа на все свои действия и на мой самый первый вопрос. Что ты делаешь сейчас в моем кабинете? Я не назначал тебе встреч, и ты до этого не подавал предварительной заявки.
— Да ладно тебе, пап. Можно хотя бы раз в жизни не применять ко мне своих гестаповских правил. Я, между прочим, тут самая пострадавшая сторона, и мне требуется компенсация, как никому другому. Очень большая, включая моральную.
— Я тебе ее уже предоставил, когда не выставил из кабинета за дверь и не позвонил в службу безопасности компании. Поэтому, бога ради, хватит мне ездить по мозгам этой затяжной прелюдией. Чего ты хочешь?
Момент истины? Или насколько хватит моей наглости довести собственного отца до белого каления?