Ошибка Пустыни

22
18
20
22
24
26
28
30

– Спасаю Совет и весь город от твоей глупой гордыни.

– Вы не можете закрыть меня здесь!

– Уже смог, – самодовольно сказал он.

Лала изо всех сил ударила по решетке, та загудела, а на покрасневшей ладони отпечатались узорные следы. Шнэдд усмехнулся, промокнул рукавом вспотевший лоб и направился было вниз, но вдруг остановился.

– В порыве гнева ты можешь натворить глупостей. Твори. Но лучше займись чтением книг и освежи свою память. Например, подумай, какой шуларт может родиться из крови облачного дрома. – Он наставительно поднял палец. – И не простого, а того, что являет собой часть Триединства Пустыни.

– Не смейте трогать Снега! – закричала Лала. – Я камня на камне не оставлю от вашего Маяка, если с ним что-то случится! Слышите? Не смейте!

– Укроти свой гнев, сестра. И не грози Маяку, у него самая сильная защита.

– Я видела эту защиту! Интересно, Совет поощряет воровство?

– Ты о чем? – приподнял брови Шнэдд.

– О синем шуларте.

– А, это… Ну так все, что на пользу Шулая, суть благое дело. Я загляну вечером, – степенно поклонился Шнэдд и ушел. А Лала разочарованно опустила руки, но потом снова стала биться о решетку, плакать и плеваться угрозами, пока не поняла, что давно уже кричит в пустоту.

Тогда она кинулась к окну и чуть не выпала в попытке оценить высоту и гладкость белых стен Маяка. Постельного белья и кое-какой одежды хватит, чтобы свить веревку. Только вот почтительно поклонившийся ей Шимен расположился в тени кустов не просто так. Она была уверена, что пара чьих-нибудь глаз будет следить за ее окном круглые сутки.

Лала посмотрела на город. Кое-где еще дымились пожары, но суета между куполами стихла, Шулай вернулся к повседневным делам. Горожанам было и невдомек, что прямо сейчас троица Согласователей решает, сколько людей и животных погибнет ради усиления Совета. Пискнул Джох, и Лала обернулась к нему.

– Жаль, что Лириш не познакомился с тобой, ты уже бы отнес ему мое письмо… Хотя… – Она ухмыльнулась внезапной мысли и шагнула к столу.

Написать послание на пергаменте оказалось делом небыстрым. Лала старательно подбирала слова, чередуя простонародное наречие ашайнов и заморские фразы, которые писала особенно разборчиво. Когда записка была готова, она выбрала из своих запасов парочку небольших шулартов. Один завернула в пергамент и тщательно перевязала тесьмой от сумки. Второй просто хорошенько натерла остатками югового масла, чтобы он засиял, как новенький, и выглянула в окно.

Шимен ковырялся в ухе и тщательно разглядывал его содержимое. Прицелившись, Лала швырнула блестящий шуларт так, чтоб удивленному слуге пришлось вскочить и пройти несколько шагов. Пока он озадаченно разглядывал самоцвет, второй шуларт, завернутый в пергамент, улетел совсем в другую сторону – за ограду, на обочину дороги, по которой подвозили продукты. Там неторопливо шагал человек с тележкой, груженой зеленью. Лала отпрянула от окна, пока Шимен не поднял глаз, и затаила дыхание. Из глубины комнаты ей было прекрасно видно, как зеленщик наклонился, поднял что-то с обочины и долго копался с находкой. Потом испуганно огляделся и спрятал ее под плащом. Лала рухнула на кровать, прижав руку с Тиком к груди, и зашептала:

– Пусть получится! Пожалуйста, пожалуйста, пусть он умеет читать!

Глава двадцать пятая

В ожидании вечера и хоть каких-то событий Лала не находила себе места. Читать она не могла, наводить порядок в комнате не было нужды, питомцы, подавленные ее настроением, затаились и уснули. Ей самой тоже хотелось получить совет во сне от Мастера Шая, но не удалось. Мысли о судьбе Снега, о возможностях Лириша и о гибели бедняги Вуша толклись в ее голове, как козы в тесном загоне. Она долго ходила по комнате от окна к двери и обратно, потом просто села на подоконник и тоскливо уставилась на город.

Мимо Круга Покоя, нарядного сада, где могли гулять и размышлять без назойливых окружающих только благородные ашайны, шли три неуверенные фигуры в красных плащах.