Это озадачило ее – мастера Смерти обычно ходят не так. А когда троица дошла до подножья холма с Маяком, старый Шимен почтительно поклонился. Значит, это все же Мастера.
Она выждала немного, подошла к двери, чуть приоткрыла ее, чтобы видеть лестницу, и прислушалась.
– Спать будете внизу. К этой двери не подходить, в разговоры не вступать! – Чуть запыхавшийся Мастер Шнэдд вел за собой троих молодых мужчин. Вблизи их плащи оказались новенькими, только что пошитыми, пыль пустыни еще не придала им густоты цвета.
Троица опасливо кивнула и проследовала за Смотрителем к лестнице. Лала догадалась, что это ее замена. Шнэдд на всякий случай взял сразу троих, памятуя о странном поведении чынгырского корабля. Еще бы! Один помощник не выдержит трех кровопусканий сразу. Значит, ее точно не надеются быстро уговорить. Лала разочарованно опустилась в кресло и прикрыла глаза. Ей казалось, она слишком нужная и важная, чтобы диктовать свои условия. Но Шнэдд прекрасно выкрутился.
Возмущенный писк отвлек ее от грустных размышлений. На подоконнике сидел светлый сокол, преисполненный ответственности. Он презрительно косился на ревниво бьющегося в клетке Джоха. Лала узнала птицу, что прилетала к Маяку во время беседы с Лиришем, и чуть не расплакалась. К правой лапе был привязан почтовый мешочек. Пальцы слушались плохо, клочок темного пергамента дрожал, и она не сразу смогла прочесть удивительно корявые буквы Заморья, будто писал человек, никогда прежде не державший пера в руке:
Лала прислонилась к стене, и ей показалось, что холодный камень гулко повторяет удары ее сердца. Выдохнула, перечитала послание, порвала на крошечные лоскуты и бросила их на пол. Потом взяла кусочек мяса из миски Джоха, угостила светлого сокола и махнула ему в сторону города. Только когда птица стала точкой над куполами, она облегченно рассмеялась. Лириш оправдал ее ожидания с лихвой. Осталось сплести веревку и дождаться ночи.
Шнэдд постучался к ней в сумерках, когда город уже светился редкими огнями факелов и уличных жаровен. К этому моменту Лала сплела толстую длинную веревку из всего, что нашла в комнате. Вокруг царил дикий беспорядок, в котором при золотом сиянии анука посетитель ничего не смог бы разобрать.
Смотритель не открыл решетку, и от этого Лале на мгновение стало жутковато, словно она действительно в тюрьме. Впрочем, Шнэдд улыбался довольно искренне:
– Как поживаешь, сестра? Проголодалась?
– Нет.
– Ты обдумала наш разговор?
– Если тронете Снега… – угрожающе начала она, но Шнэдд не дал ей договорить.
– Судьба твоего дрома в твоих руках. Мне и самому это все неприятно, поверь. Я люблю животных, они полезные. И не предают. – Он значительно посмотрел на нее, но в полутьме это было бесполезно.
– Не обдумала, – запоздало ответила Лала на вопрос. – Некогда было.
– Да, я вижу. – Он усмехнулся, глядя на беспорядок за спиной Лалы. – Злость и обиду нельзя держать в себе, ты права. Пусть уж лучше вещи пострадают. Приобретешь новые. Ты вообще сможешь очень много приобрести.
– Мне не нужно многое. Мне нужен мой дром и сведения о семье. Мне нужно в Сайшон!
– Обязательно. Только позже. Как мы тут все благоустроим нужным образом.
– Я еще не решила. Надо выспаться.
– Ладно, – разочарованно вздохнул Шнэдд. – Только утром тебе придется дать ответ. С удовольствием позавтракаю с тобой наверху. Правильных снов тебе, сестра Лала.