Ошибка Пустыни

Все молчали, ожидая продолжения. Лириш, незаметно оказавшись возле кресла Лалы, шепнул ей на ухо:

– Ты ведь догадываешься, кто здесь самый заинтересованный в торговле с Заморьем?

Уштир между тем благодушно продолжил:

– Очень необычный вкус, даже я поначалу долго привыкал, а уж у меня в доме несчетные чудные яства не переводятся. Крепче югового вина, но не такое сладкое… Словом, приглашаю всех!

Мастер Ишр снова недовольно сморщился. Сутки прошли, как развалился Совет, но уже любой может начать и закончить заседание, не соблюдая ритуала.

Лириш словно прочитал его мысли:

– Благодарю за приглашение, это честь для нас. Мы обязательно насладимся диковинными угощениями, но после того, как разберемся с разладом в Совете. Сейчас нельзя расслабляться. – Он усмехнулся, заметив, как сник его помощник, большой любитель чревоугодия. – От наших согласованных действий зависит судьба Шулая и не только.

Первый Мастер удовлетворенно кивнул:

– Глава Управы, как всегда, зрит в корень. Каждому из нас следует исполнить свой долг. Завтра в это же время наш собственный Луч должен быть готов. Это возможно, сестра? – обернулся он к Лале.

– Да, вполне… Мне нужны зеркала, много шулартов и еще кое-что.

– Прекрасно. Уважаемый Лириш предоставит помощников и все необходимое. Шуларты придется свои собирать, брат Ошид нам их теперь не выдаст. Мастер Шудр и… – тут он запнулся, так как никогда не интересовался именами простых ашайнов, – главный страж Стены обеспечат нашу защиту со стороны пустыни. Мастер Даш приготовит как можно больше быстродействующих снадобий на случай вероломного нападения с Маяка. Ну а Мастер Уштир устроит грандиозный пир, когда мы победим. Заседание Совета Перемен объявляю закрытым!

Глава двадцать восьмая

Вечернее небо над куполом Совета зажгло первые звезды, когда участники встречи один за одним растворились в темноте улиц. Город словно хотел спрятаться от грядущих бед и обходился без огней. Только башня Маяка светилась непривычно ярко, всеми окнами, будто бахвалилась обилием могущественных гостей.

Лириш, подробно расспросив Лалу о необходимых деталях устройства, рождающего Луч, отправился к управе сочинять ответное послание Совету Семерых. Он пригласил ее поужинать вместе, а заодно поучиться искусству составления переговорных писем, но Лала отказалась. Ей нужно было остаться одной, чтобы понять новое глухое и недоброе чувство тревоги. Оно шло от сокола и змея. Лала будто пропитывалась их беспокойством, хотелось спрятаться от всего мира. И что самое удивительное, надежная комната в Приюте Мастеров вовсе не казалась подходящим местом. Ноги сами понесли ее в бухту, подальше от города. Дром покорно шагал за ней, дыша в спину.

Они не встретили ни единой души по пути. Ни единого звука, кроме шагов и пыхтения Снега. Чем дальше, тем больше тишина казалась хищной и бездушной тварью, которая питается страхами и горем. Только у самой воды, когда Лала присела и опустила руку в прохладу, отражающую звезды и огни Маяка, тревога чуть отступила. Рядом с водой было спокойно, будто подводные силы берегут всякого, кто напуган.

Между тем Джох не успокаивался. Он давно должен был уснуть, ему не впервой спать прямо на плече хозяйки, но он вдруг попытался забраться к ней за пазуху, чего не делал уже очень давно, со времен бытности болезненным птенчиком.

– Джох, да что с тобой? Все хоро…

Она не договорила. Звук собственного голоса показался совершенно чужим, что-то мешало слышать его. Что-то, гнездящееся в мыслях и в памяти. Это был низкий гул, далекий, но всеобъемлющий, почти не слышный, но ощутимый всем телом. Смертельный холод медленно-медленно, как старый толстый анук, обвил ноги Лалы и стал подниматься к груди. Она узнала этот гул. Она его уже видела однажды, когда еще умела видеть звуки. Тогда он ее напугал и швырнул на колени, пока недоумевающий Чигиш топтался на пороге. Лала в панике, напрягая глаза, стала всматриваться в темноту города. Все выглядело мирно и спокойно, но сомнений у нее не было. Хворь Пустыни вернулась.

Не понимая, что делать, обездвиженная ледяными цепями страха, Лала сидела у воды, прижав руки к груди. За пазухой притаился Джох, она слышала стук крошечного сердца. Снег настороженно смотрел в сторону Стены и почти не дышал. Сколько прошло времени, она не смогла бы сказать. Голос Хвори по-прежнему равномерно гудел в голове, но больше ничего не происходило. Запястье Лалы стало припекать, и она наконец оторвала взгляд от темноты города. Анук заскучал и пошевелился. Змей не боялся Хвори, и его спокойствие передалось остальным. Дром переступил с ноги на ногу, а сокол перестал дрожать.

Лала поднялась и осмотрелась. Ничего по-прежнему не происходило, будто Хворь звучала только у нее в голове. Более того, из ближайшего купола вдруг выглянула тень и выплеснула под куст содержимое ночного горшка. Человек даже не обратил внимания, что в ста шагах от него у воды стоит дром, которого тут быть не должно.