Ошибка Пустыни

22
18
20
22
24
26
28
30

Лала открыла глаза. Она лежала на полу, рядом – открытый Кодекс, а на нем, прямо на кляксе, скрывающей главу о Благих Землях, свернулся живой и невредимый маленький анук.

Когда Шурн наклонился к ней, анук встрепенулся и впился в него немигающими красными глазками. Шурн замер в неловкой позе:

– Сестра, придержи змееныша, он думает, я на тебя нападаю.

Пошевелить рукой было сложнее, чем сдвинуть Снега с места, когда тот этого не желает. Но Лала, натужно хрипя, все же положила ладонь на анука, и он успокоился. Жар его тела оживил онемевшую ладонь, а через нее все тело, и очень скоро Лала смогла сесть.

Шурн наблюдал все это со смешанными чувствами. Страх и опасение прятались в его зрачках, но приподнятые брови и растянутый в полуулыбке рот свидетельствовали о крайнем удивлении и восторге. Так выглядели мальчишки в замке Фурд, когда смотрели на заморских трюкачей, развлекавших хозяев глотанием огня. От ненужных воспоминаний вдоль спины Лалы пробежал острый холодок, и она окончательно пришла в себя.

– Что ты делаешь в моей комнате без разрешения?

Мальчишеское выражение исчезло с лица Шурна. Он принял высокомерно-официальный вид и громко заявил:

– Сестра Лала, после завтрака ты обязана прибыть на заседание Совета и представиться. Отказ неприемлем.

– Откуда они знают, что я здесь? – меньше всего Лале хотелось сейчас представляться Совету.

– Я доложил.

– А нельзя было дать мне время отдохнуть, освоиться?

– Можно. Наверное. Но у меня почему-то не возникло такого желания.

Шурн поклонился преувеличенно вежливо и вышел.

– Ты это слышал? – повернулась Лала к ануку. Тот снова пытался уснуть, мостился на книге, как конюшенная собака на сене, сиял крошечными золотыми чешуйками и совершенно не интересовался миром. – Соня ты и лентяй. А этот брат мой, Шурн, вообще странный тип. Он больше на простолюдина похож, который из зависти украл красный плащ и притворяется Мастером Смерти. Надо бы за ним проследить. Я пока не уверена, но мне кажется…

Развить тему Лала не успела. Дверь распахнулась от глухого, но сильного стука. На пороге снова стоял Шурн. Стучал он ногой, потому что руки были заняты большим подносом. От запаха свежих лепешек с юговым маслом, мгновенно заполнившего весь мир, закружилась голова. Горы фруктов хватило бы на троих. Вместо вчерашнего кувшина с вином на подносе возвышался прозрачный графин причудливой формы. Боязливо косясь на спящего анука, Шурн прошел в комнату, оставил завтрак и вышел, обронив через плечо:

– Не пей ничего, кроме этой воды. Как будешь готова, я провожу тебя в купол Совета.

Обильный завтрак чуть было не усыпил ее повторно – сказалась странная ночь. И только мысль о Снеге удержала от неодолимого желания прилечь на полчасика.

Лала оставила несколько кусочков лепешки для дрома, тщательно заплела три сложные косы, глядя на свое отражение в кинжале, и уже открыла дверь, как раздался еле слышный шорох. Анук покинул свое книжное ложе и явно собирался вместе с ней выползти в свет.

– Нет, ты останешься здесь. Мало ли чего натворишь, ты опасный.

Анук не замедлял хода, и Лала чуть не прищемила его, захлопнув дверь перед самым змеиным носом. Змееныш высоко поднял узкую голову, и Лала замерла. Точно так же в ее ночном кошмаре готовился к нападению огромный Аш. Она вспомнила, как во сне сгорела изнутри от укуса анука, вспомнила свой, казалось бы, уничтоженный, но не исчезнувший страх перед змеями, чужой голос Мастера Шая, черную густую кровь мертвого Ростера и несколько своих смертей. Эта дикая мешанина чавкала у нее в памяти, пожирая все остальные чувства, обездвиживая и убивая снова и снова, потому что время остановилось. Нужно было сдвинуть его с мертвой точки. Вдохнуть, моргнуть, шевельнуться. Сделать хоть что-то. Спасти себя. Или кого-то другого. Живого и слабого.