Розалин мягко предложила прогуляться в саду, и Флоренс провела несколько чудесных часов в тишине у искусственного прудика. День и правда выдался почти прохладный, самое то, чтобы читать, завернувшись в плед. По первой же просьбе ей принесли поднос с чаем и фруктами, от которых пришлось отгонять ос.
Потом стало еще прохладнее, ветер усилился, книга почти закончилась – и пришлось уйти в дом. Ни лорд Силбер, ни леди Кессиди с дочерьми все еще не вернулись, так что ужинала Флоренс в своей комнате. Пачкать книгу не хотелось, но, чтобы не скучать за чаем, она достала письма и листовки от мисс Лилиан, которые принес Бенджи.
Стоило бы избавиться от них, конечно: мало ли что подумает дядя Оливер, если найдет такое в спальне племянницы? Но Флоренс, послушную девочку, которую редко тянуло к запретному только потому, что оно запрещено, вел свой интерес.
Мисс Лилиан вела жизнь, которую Флоренс представляла. Жизнь независимую и полную знаний, жизнь непростую, но наверняка увлекательную. По крайней мере, как думала Флоренс, в этой жизни ты сам отвечаешь за себя, а не ужимаешься, не втискиваешься в неудобные, тесные рамки, следуя чужой воле.
Флоренс иногда казалось, что она как птичка в клетке, маленький щегол, купленный на потеху капризной леди. Клетка была красивая, и кормили досыта, только вот мир за прутьями, за оконным стеклом манил.
Флоренс взяла одну из листовок. Бумага была дешевой и шершавой, а буквы оставляли на пальцах следы – черные, как сажа, или красные и зеленые, как травяной сок. Взгляд Флоренс скользил по заголовкам: «ПРАВА ЖЕНЩИН НА ИМУЩЕСТВО», «БЕЗГРАНИЧНАЯ ВЛАСТЬ МУЖЧИН» – от них становилось очень неспокойно. И от того, к чему они призывали. И от того, что Флоренс казалось: через эти заголовки кто-то пытается на нее накричать.
Флоренс что-то слышала про имущество: к примеру, про то, что вдовы наследовали после детей, а жены своим имуществом не распоряжались вообще – оно переходило во владение мужа, и редко, очень редко, чаще всего лишь среди аристократов, заключались брачные контракты и договоры. Флоренс слабо разбиралась в этом, но среди документов, которые ей приходилось переписывать для обители, что-то такое встречалось.
Другие листовки, куда менее кричащие, рассказывали о работных домах, о женском образовании, о несчастных девушках, вынужденных трудиться в опасных для жизни условиях. Про язвы от фосфора у работниц спичечных фабрик, про ослепших швей, про торговок цветами, которые на деле торговали собой – и умирали от страшных болезней.
Флоренс не жила в пустоте. В обители Святой Магдалены она видела и слышала всякое. Однажды ей пришлось присматривать за женщиной, лишившейся ног. А еще Флоренс три дня прорыдала после смерти тихой леди Уитни – той было под сотню лет, и она казалась большой тряпичной куклой на каркасе. Леди Уитни называла Флоренс золотцем и крошкой, всегда улыбалась так светло, что сердце екало. Возможно, после ее смерти Флоренс плакала о бабушке, которой у нее никогда не было.
Так что трагедии и беды не удивили бы Флоренс: пусть монахиням и запрещалось сплетничать, они все равно шептались о новостях, обсуждали дела своей и других обителей, осуждающе качали головами и хмурились, видя слишком ярко и бесстыдно одетых женщин, принимали роды у девушек, которым некуда больше было пойти. Но это все почему-то ощущалось иначе. Как история, у которой есть пусть не счастливый, но светлый конец: теплые руки сестер Святой Магдалены, витражи, сквозь которые льется солнечный свет, тихие улыбки, запах ладана и лекарственных трав.
Сейчас Флоренс столкнулась с чужими бедами – неосязаемыми, произошедшими где-то там, у людей, которых она не знала. Она рухнула в них, как в илистый омут, наглотавшись грязной воды. И чем дальше Флоренс читала – а оторваться отчего-то было невозможно, – тем сильнее ее засасывало. Стало тошно, очень грустно, голова почти заболела, и, когда кузен Бенджи, постучав в дверь и дождавшись разрешения, вошел, сопровождаемый горничной с подносом, на котором стояли чай и блюдо с пирожками, он застал Флоренс рыдающей над стопкой бумаг.
– Преподобные братья, что случилось?!
Флоренс замотала головой и постаралась быстро вытереть слезы.
– Н-ничего, – сказала она – и почти не соврала.
Кузен приподнял бровь: ну-ну, говорил его взгляд, что-то не верится. Флоренс метнула короткий взгляд в сторону горничной, намекая, что разговор не терпит чужих ушей.
Листовки вообще не стоило держать в комнате, так что Флоренс спрятала их в той же шкатулке, где письма, а еще в картонной папке со школьными акварелями – довольно неумелыми, пусть и милыми.
Горничная, кажется, сама смутилась оттого, что госпожа оказалась вдруг в слезах. Будь на ее месте Розалин, пожалуй, Флоренс было бы сложно отвертеться от заботливых расспросов, но эта девушка, уловив, что и без нее разберутся, поспешила поклониться и исчезнуть.
– Что там у тебя? – снова спросил Бенджамин, наливая чай себе и сестре.
Флоренс протянула ему брошюру.
– Ты сам дал мне это, – укоризненно сказала она.
ebooksa