Великолепное правительство, которое организовало за мной слежку. Это их метод опеки? Я без своего ведома стала подопытным кроликом. От бессилия я упала на колени и склонила голову перед мамой. Она разбила меня и мое сердце, она завязала вокруг моей шеи веревку. Я задыхалась.
– Мама, прошу тебя… – я не говорила, а пищала и тонула в слезах и отчаянии. Сдавалась. – Я пройду лечение, стану вновь той самой Авророй, которую все знали. Только не трогайте его.
– Твои просьбы бессмысленны.
– Умоляю. Если ты все еще любишь меня, то уступи хотя бы в этом. Дай ему шанс выжить. Я прогоню его завтра, и больше он никогда не появится в светлом мире.
Все шло к тому, что слова Ребекки становились пророческими: Брайена убьют, а меня выставят жертвой. Я должна была предотвратить это, хотя шансы у меня были ничтожными. Полагаться на самоуверенность было глупо: правительство сделает все, чтобы рано или поздно я назвала Брайена мучителем и перестала позорить идеальный мир. Он должен спря– таться.
– Дай мне шанс закончить все без лишнего кровопролития.
Я не осмеливалась посмотреть на маму. Опиралась руками в колени и горько плакала, содрогаясь при каждом всхлипе.
– Хорошо, – наконец ответила она. Не веря своим ушам, я подняла голову и встретилась с мамой взглядом. Она будто понимала меня, но продолжала презирать. – Но если он еще раз приблизится к тебе, умрет в муках. Я тебе это обещаю.
Сутки мама держала меня в комнате, словно в изоляторе, чтобы скрыть от папы и брата мои похождения. Я сидела под дверью и переговаривалась с Алексом, делая вид, что все хорошо.
– Ты сильно заболела? – беспокоился он.
– Нет, ты чего. Просто мама не хочет, чтобы ты заразился.
– По голосу слышу, что тебе плохо.
– Пожалуйста, не переживай и иди гулять.
Слезы стекали по моим щекам, задерживались на растянутых в фальшивой улыбке губах. Но мое притворство не помогало унять боль.
– Ты уверена?
Я услышала, как он прислонился к двери, поэтому отсела подальше и бодро ответила:
– Конечно! Все отлично, иди гулять
– Я никуда не пойду. Если что, я за стенкой. Зови.
И так целый день: то брат, то папа пытались поговорить со мной, но я лишь повторяла, что все хорошо. Даже за закрытой дверью я не могла позволить дать себе слабину, так как они могли услышать мою исте– рику.
Поздним вечером мама зашла в комнату, поставив на стол кружку чая. Строгий взгляд осмотрел меня с ног до головы, и я съежилась на кровати.