– Наверное, уже не меньше часа, – от севшего голоса моего парня, царапнувшего моё пылающее ушко и шокированное сознание, меня пробрало буквально до матки. Я с трудом узнавала его интонацию, как будто за моей спиной находился кто-то совершенно другой, но ни Кэвин, и от этого моё чувство восприятия рвало мой охреневший разум едва не в клочья.
– И… видимо уже готов это сделать прямо сейчас? – меня вело и, кажется, слегка шатало, пусть это и можно было списать на нахождение в движущемся авто. Но от всех этих ощущений реально казалось, что я уже где-то на грани. Если сделаю ещё один шаг… если углублюсь и ступлю в эту кроличью нору…
– Бл*дь… Рита! Мы точно сегодня никуда не доедем… – Кэвин не просто прохрипел мне это в висок совершенно неузнаваемым голосом, но и несдержанно зашипел сквозь стиснутые зубы. Отчего меня пробрало не меньшим разрядом болезненного возбуждения. Обожгло кожу и без того горячую киску сумасшедшей вспышкой острой пульсации, хотя я не сразу осознала, что всё это время исследовала на ощупь прямо поверх брюк тяжёлую мошонку и твёрдый эрегированный член своего попутчика. И не только исследовала, но и без какого-либо стеснения сжимала знакомые формы мужского детородного органа, иногда даже очень сильно.
– Ещё как доедем, милый. И сделаем всё, как и полагается, в одном из кабинетов клуба. Когда возбудимся до максимума и дойдём до предела… до самого безумного предела…
В Леонбурге (впрочем, как и в любой другой европейской столице) до хрена старинных зданий и архитектурных памятников из разных веков, канувших бесследно в загадочном прошлом исторических вех и эпох. И, конечно, как любому почти коренному жителю нашего величайшего престольного града, мне посчастливилось в своё время побывать во многих подобных зданиях и, так сказать, не понаслышке соприкоснуться с немногочисленными остатками нашей национальной истории. Правда, это были, по большей части, музеи или всё ещё действующие королевские дворцы с фамильными резиденциями именитых представителей нашей дворянской аристократии. Вот только экскурсии по их бесконечным галереям проходили всегда однообразно и, как правило, среди бела дня. А все окружающие в их огромных помещениях исторические экспонаты всегда казались хладными и совершенно неживыми «трупами». По крайней мере, я почему-то никогда не ощущала в них скрытого духа тех самых эпох, которые они из себя представляли. Монументальное величие и мёртвая красота. И не дай бог прикоснуться к чему-нибудь руками.
Когда я увидела, выходя из лимузина, такое же старинное здание из позапрошлого века при достаточно ярком освещении уличных фонарей и дополнительной иллюминации, я было также поначалу решила, что передо мной очередной либо мёртвый, либо спящий мёртвым сном тёмно-серый каменный монстр. Многоуровневый, с вычурными карнизами, строгими башенками на скатной крыше и рядами готических окошек на нестандартных этажах разной высоты. Всё, как и полагается для домов Викторианской Эпохи, такой же забытой и далёкой, как и все её прошлые предшественники.
Я даже было испытала лёгкое разочарование, вспомнив, что уже видела его раньше, когда мне приходилось далеко не раз проезжать по этой улице, разве что, теряясь в догадках, что это было за здание на самом деле и являлось ли оно жилым. Мне почему-то казалось, что здесь должен был находиться какой-нибудь старинный архив-библиотека или одно из государственных ведомств. Но чтобы это оказался закрытый мужской клуб – такого даже в голову никогда и ни разу не приходило.
– Постарайся не отходить от меня никуда далеко или с кем-то вступать беседу, если к тебе не обратятся лично.
– А что… со мной может кто-то там заговорить?
Мы приближались к массивным дверям из лакированного, почти чёрного дерева, а у меня уже от нешуточного волнения скручивало желудок и предательски слабели коленки. Я даже было подумала, а не слишком ли я разогналась, когда решилась на столь безумную авантюру? И насколько хорошо я знала самого Кэвина и о всей его жизни, чтобы вот так, практически бездумно бросаться головой в неизвестную мне пучину?
– Не исключено. Все люди разные, и никогда не знаешь, кому и когда может стрельнуть в голову мочой или спермотоксикозом. Я тебя уже предупреждал о том, что сегодня здесь каждая женщина (или тот, кто хочет себя так называть) становится бесправным и, желательно, немым предметом для определённого использования. Многие из этих «счастливиц» приглашены со стороны за деньги, некоторые, вроде тебя, идут за определёнными впечатлениями, а остальные…
– Хочешь сказать, что там может быть кто-то, кто попал туда против своей воли?
– Скорее, по желанию своих спонсоров и не всегда осознанно.
Мы как раз уже дошли до дверей, поднявшись на несколько ступенек полукруглого крыльца, когда я уже во второй раз за последнюю минуту испытала чувство далеко не лёгкого сомнения. Правда, опять ненадолго. Как только Кэвин нажал на кнопку дверного замка, а до моего слуха дошёл приглушённый стенами гул пока ещё неразборчивой музыки, меня тут же накрыло страхами совершенного иного источника. Я невольно сжала пальцы на ручке своей дамской сумочки, вслушиваясь изо всех сил в другие звуки за дверьми, но едва ли имея хоть какое-то представление, что там вообще происходит и в какой именно части здания.
Зато как перехватило дыхание, гулко забилось сердце и едва не подкосились ноги, когда я услышала характерный щелчок дверного замка, а затем последовавший звук открываемой тяжёлой двери.
– Ты действительно этого хочешь?
– Ты так спрашиваешь, будто я уже не смогу оттуда выйти.
Мне пришлось понизить голос, чтобы нас не успел услышать стоящий по ту сторону дверей пока ещё невидимый швейцар или мажордом.
Кэвин сдержанно хмыкнул, но всё же пропустил меня первой, а я перед этим, скользнула ещё раз по его новой, необычной и слегка пугающей внешности возбуждённым взглядом. Не знай до этого, что мы ехали с ним вместе в одной машине, и я видела, как он там одевал и мантию, и маску, едва ли бы вообще его сейчас узнала. Разве что только по росту и строению высокой статной фигуры. А так – лицо полностью закрыто чёрной глухой маской, а голова – большим капюшоном бархатного балахона. Пойди разбери с ходу, кто именно за всем этим прячется. Хотя ощущениями от пережитого восприятия пробирало нешуточными. И, судя по всему, мне они безумно нравились.
– Доброго вечера, сэр. Мэм.