Я резко затормозил перед общежитием и взглянул в зеркало заднего вида.
Глаза и губы у меня мамины.
А вот волосы…
Нет. Неправда. Это не может быть правдой. Не может.
Трясущимися руками я полез в карман и достал мобильный телефон. Это уже слишком. Моя жизнь разваливалась на куски. Я выбрал в списке мамин номер, нажал кнопку вызова и стал ждать.
– Кромвель! Солнышко, как у тебя дела? – раздался в трубке знакомый голос. Ее акцент уроженки Южной Каролины почти совсем исчез.
– Папа был моим настоящим отцом? – выпалил я.
Мама молчала, я прямо-таки видел, как она пытается подобрать слова.
– Кромвель… Что?..
– Папа был моим настоящим отцом? Просто ответь на вопрос!
Но мама продолжала молчать.
Тишина в трубке была красноречивее любых слов.
Я нажал на «отбой», чувствуя, как ускоряется пульс, и, не успев опомниться, выпрыгнул из машины и побежал. Я бежал до тех пор, пока не добрался до дома профессора Льюиса, благо тот располагался прямо на территории кампуса.
Я барабанил кулаком в дверь, пока та наконец не открылась. На пороге стоял облаченный в пижаму Льюис и потирал сонные глаза.
– Кромвель? – невнятно пробубнил он. – Что?..
– У кого из ваших родителей была синестезия: у мамы или у папы?
Он ответил не сразу, очевидно, плохо соображал спросонья.
– М-м-м… У мамы. – А потом он посмотрел на меня и сообразил, что меня трясет от злости. И лицо этого мерзавца побледнело.