Мечта для нас

Кромвель погладил меня по голове, и я улыбнулась: какой знакомый жест. Юноша сглотнул.

– Мы с тобой были в лодке, малышка. Помнишь? – Я напрягла память. Действительно, мне смутно помнилось, что мы были на озере. Там пели птицы и шуршали сухие листья. Кромвель сильнее сжал мою руку. – С тобой кое-что случилось. – Кромвель оглянулся. – Наверное, лучше позвать врача, он лучше меня все тебе объяснит. Твои родители…

Он хотел было встать, но я не выпустила его руку и прошептала:

– Ты.

Кромвель вздохнул и приложил ладонь к моей груди, напротив сердца.

– У тебя случился сердечный приступ, малышка.

Его надтреснутый голос эхом отозвался у меня в голове. «Сердечный приступ… сердечный приступ… сердечный приступ…»

Мной овладели страх и потрясение, они давили на меня, душили. Захотелось выбраться из постели и сбежать от тяжелой, непонятной темноты, что нависла надо мной. Но я не могла двинуться и поэтому изо всех сил ухватилась за руку Кромвеля в поисках спасения. Он провел пальцем по моей щеке, и это прикосновение словно вода смыло пылающий в душе страх.

– Ты справилась, малышка. Доктора тебя откачали. – Он указал на пищавшие аппараты, стоявшие возле кровати. – Тебя ввели в искусственную кому, чтобы тебе стало лучше. Ты проспала пять дней. – У него задрожали губы. – Мы все ждали твоего пробуждения.

Я закрыла глаза, пытаясь побороть страх, отказываясь поддаваться ему. Дышала, чувствуя, что у меня в носу кислородная трубка. Когда я снова открыла глаза, когда увидела темные круги у Кромвеля под глазами, я спросила:

– Ты… был… здесь?

Мне показалось, у юноши заблестели глаза. Он наклонился, закрыв собой остальной мир, синие глаза были прикованы к моим. Отчаянный взгляд Кромвеля ясно говорил, как сильно юноша за меня переживал.

– Где еще я мог быть? – Он слабо улыбнулся. – Я решил, что отныне всегда буду там, где ты.

Кромвель поцеловал меня в губы, и давившая тьма исчезла – его свет прогнал все страхи. По моей щеке покатилась слеза, и он смахнул ее большим пальцем.

– Я лучше пойду, скажу доктору и твоим родителям, что ты очнулась.

Он еще раз меня поцеловал и вышел из палаты. Стоило ему уйти, как мне сразу стало холодно – пока Кромвель оставался рядом, ничего подобного не было. Кромвель Дин – мое тепло, пылающая душа, благодаря которой я еще жива.

Я обвела взглядом палату, и на миг сердце замерло, когда я увидела в углу свою гитару. У стены стоял синтезатор, на диване лежала скрипка. На этот раз одной слезой дело не ограничилось: они хлынули потоком.

– Он играл для тебя каждый день. – Мой взгляд метнулся к двери, и все внутри перевернулось – там стоял Истон: волосы всклокочены, на лице тревога.

– Истон, – одними губами проговорила я. Голос, и без того слабый, совершенно пропал от наплыва чувств.

Брат вошел в комнату и коснулся синтезатора. Глаза у него сияли.