Пленённая принцесса

И я действительно вижу то, что ожидала: «Хоббит», «Снежная королева», «Алиса в Стране чудес», «Алиса в Зазеркалье» и «Маленький принц» в кожаных переплетах, вперемешку с «Доводами рассудка», «Анной Карениной» и десятками других книг на английском и на польском.

Я достаю с полки «Алису в Зазеркалье», осторожно открывая, потому что книга очень мягкая и хрупкая, и я боюсь, что некоторые страницы могут оторваться.

На самой первой странице карандашом выведено: «Анна».

Я испускаю вздох.

Я знала.

Миколай был так зол, что я разглядела иллюстрации среди его татуировок. Я знала, что это должно было что-то значить, что это было связано с кем-то, кого он любил.

Вот почему он злился. Для жестокого мужчины любовь — это помеха. Я обнаружила его слабость.

Кем была Анна? Большинство книг либо для детей, либо для подростков. Она была его дочерью?

Нет, книги слишком старые. Даже если бы они изначально были не новые, почерк не кажется детским.

Кто тогда? Жена?

Нет, когда я пыталась поддеть Миколая тем, что он не женат, он и бровью не повел. Мужчина явно не вдовец.

Анна его сестра. Должно быть, так.

В ту же секунду, как я это понимаю, чья-то рука хватает меня за запястье и резко тянет к себе.

Книга вылетает из моих рук. Как я и боялась, старый клей, скрепляющий между собой страницы, не выносит подобного обращения. Когда я поворачиваюсь, с десяток страниц выпадает из книги и кружится в воздухе, словно опавшие листья.

— Какого хрена ты делаешь в моей комнате? — требует ответа Миколай.

На лице у него животный оскал, рука впивается мне в запястье. Он бежал сюда так быстро, что его светлые волосы упали на левую половину лица. Миколай яростно отводит их назад, ни на секунду не спуская с меня взгляда.

— Прости, — тяжело выдыхаю я.

Он хватает меня за плечи и хорошенько трясет.

— Я спросил, какого хрена ты делаешь?! — кричит мужчина.

Я и раньше видела его в гневе, но еще никогда при мне он не терял контроль над собой. Раньше, когда он глумился или насмехался надо мной, он был полностью сдержан. Теперь же от сдержанности и самоконтроля не осталось и следа. Его переполняет ярость.