Я осторожно трогаюсь с места и, удостоверившись, что двигатель не собирается взрываться, увеличиваю скорость, направляясь к викторианскому особняку в упадке, который Ливай зовет своим домом.
При свете дня он выглядит еще более плачевно. На лужайке разбросан мусор и пустые пивные банки, тут же валяется перевернутый диван и висит гамак, в котором кто-то спит. Смена сезонов и таянье льда не пощадили ступени, которые теперь больше похожи на отлогую горку. Краска на дереве облупилась настолько, что напоминает отслаивающуюся кожу.
Забравшись на крыльцо, я энергично стучу в дверь. Долгое время ничего не происходит, а затем дверь открывает огромный полинезиец.
– Что надо? – приветствует он меня.
– Я к Ливаю, – говорю я.
С минуту он молча таращится на меня, а затем потесняется в дверях, давая мне возможность прошмыгнуть.
Внутри витает аромат, который бывает, когда куча людей спит в одном месте и не меняет постельное белье. В гостиной Ливая насчитывается по меньшей мере пять человек различной степени бессознательности. Они располагаются на старой пыльной мебели, которую его бабушка, должно быть, купила в семидесятых годах, – длинных низких диванах, а также откидных креслах горчичного и багрового оттенков.
Журнальные столики заставлены пивными бутылками, пепельницами и причиндалами для употребления наркотиков. Включен телик, но никто не обращает на него внимания.
Сам Ливай сидит, закинув ноги в мохнатых тапках, похожих на медвежьи лапы, на кофейный столик, и курит косяк. На нем распахнутый халат, демонстрирующий обнаженную грудь, и полосатые боксерские шорты.
– Новенькая! – объявляет он. – Народ, это Камилла. Камилла, это народ.
Неплохо бы узнать их настоящие имена. Вряд ли Шульц будет впечатлен «народом».
Я киваю тем, кто предпринял усилие посмотреть в мою сторону.
Ливай делает большую затяжку. Его глаза уже выглядят воспаленными и остекленевшими.
– Вот, – говорю я, швыряя ему пачку купюр – все, что я заработала вчера в гонках. – Это за таблетки, которые были у моего брата.
Ливай кивает здоровяку-полинезийцу, тот поднимает деньги и прячет их.
– Это тебе Белла дала? – хмыкает он.
– Ее парень, – отвечаю я.
– Он ей не парень. Просто любит ее трахать, – смеется Ливай.
– Кто он?
– Гриша Лукин.