Вспомни меня

Я складываю лист бумаги и, улыбаясь, кладу его в карман.

Марко хочет встретиться сегодня вечером. И он только что рассказал мне, как отключить сигнализацию. Это рискованно даже при положительном раскладе.

Но сначала хочу, чтобы папа объяснил мне, что произошло прошлой ночью. За ним должок.

11

Когда я возвращаюсь, папа сидит за рабочим столом, а перед ним лежат остатки того, что похоже на очередной сэндвич с тунцом от Виви. Интересно, попросит ли он меня снова попробовать стереть воспоминания о нем? Рядом с ним стоит коробка с барахлом, наполненная чем-то похожим на стопку старых энциклопедий, вазу и картину с изображением конюшни. Я могу предположить, что женщина из Оклахомы использовала это все в качестве оплаты за услуги отца. Замечательно. Потому что у нас и так мало хлама в доме.

Папа не слышит, когда я вхожу, хотя половицы скрипят, извещая о моем прибытии. Его взгляд прикован к фотографии мамы, которая стоит в углу его стола. Грустное выражение его лица говорит мне о том, что я нарушила момент, мне не предназначавшийся.

Я переношу вес на скрипучую половицу, чтобы дать о себе знать.

Он поднимает глаза и грустно улыбается при виде меня.

– Мне нравится эта фотография, – наконец произношу я.

– Мне тоже. – Вздыхает он и осторожно постукивает по стеклу.

– Помнишь, как она заставляла нас бросать все дела и выходить на улицу в хорошие деньки? Даже когда ты была совсем маленькой. Я сделал это фото на одном из ее спонтанных пикников. Ты просто не попала в кадр, спала в своей коляске, а твоя мама пыталась заставить меня убрать камеру. Она боялась, что мы тебя разбудим. Ты была таким капризным ребенком. – Он смеется, переводя взгляд с меня на фотографию, как будто не рассказывал мне эту историю уже сотни раз. На снимке мама смотрит в камеру, а может быть, на папу, так как именно он держит ее в руках. Ее непослушные темные волосы разметались по лицу в момент, когда она засмеялась. Мама такая красивая и такая живая, что мне больно смотреть на этот снимок.

– Она выглядит такой счастливой.

– Так и есть. Я помню, что рассказал ей шутку, чтобы рассмешить ее, как раз перед тем, как сделать снимок, но никак не могу вспомнить, что это была за шутка. Я как раз сидел, смотрел на фото и понял, что понятия не имею, какую шутку ей рассказал. Хотя твою маму было несложно рассмешить. – Он снова грустно улыбается.

Я киваю, боясь, что, если я заговорю, мой дрожащий голос выдаст все мои чувства. Как бы я хотела вернуть ему этот момент. Мне бы так хотелось «запрыгнуть внутрь фотографии» и снова стать тем капризным ребенком хоть на несколько секунд, чтобы услышать мамин смех еще раз.

Я планировала заявиться к отцу и устроить допрос с пристрастием по поводу событий прошлой ночи: сигнализация, таинственный телефонный звонок и странность всей этой ситуации, произошедшей вчера. Но я не могу. Не хочу лезть к отцу с допросами, когда он переживает один из тех дней, когда дом наполнен воспоминаниями о маме и одновременно лишен их. Я знаю это так же, как папа знает, что нельзя прерывать меня, когда я рассматриваю мамин альбом или мысленно обвожу очертания шоссе на своем потолке. Это наш негласный договор между отцом и дочерью: иногда тебе просто нужно личное пространство, чтобы предаться воспоминаниям.

– Может, снова попробую стереть у тебя воспоминания о сэндвиче? – Я пытаюсь проявить как можно больше энтузиазма. Меняю тему и предлагаю перемирие. Пока что.

Папа встает и жестом показывает мне следовать за ним к дивану.

– Да, конечно. Сэндвич. – Он прочищает горло и садится. Я делаю то же самое. Затем он протягивает ко мне руки, выглядя при этом менее загруженным своими мыслями, поскольку теперь он сосредоточен на другом. – Ты помнишь, что делать?

Я киваю, но медлю, изучая его лицо.

– Можешь ли ты… возможно ли выбирать, какие воспоминания ты забираешь у людей?