Каллокаин

После особенно яркого случая – в первый же день перед обедом – мужчина фантазировал на тему убийства на сексуальной почве, которого он явно не совершал и никогда не совершит, я не смог удержаться и дал волю своему болезненному настроению, обратившись к Риссену с довольно немотивированными извинениями за моих подопытных.

– Вы действительно считаете их отпетыми подонками? – тихо спросил Риссен.

– Разумеется, не все они маньяки in spe[1], – ответил я, – но все они ущербны сверх всякой меры.

Я ждал поддержки. Она снизила бы градус неловкости, мне бы стало легче. Но когда я заметил, что он не разделяет мое отвращение, неловкость возросла вдвое. И тем не менее по пути в столовую мы продолжили разговаривать.

– Сверх меры, да, мера… – повторил Риссен. После чего продолжил, сменив тон и тему. – Радуйтесь, что вам не попались нормативные святые и герои; подозреваю, что я бы не поверил в это. Кстати, ни один настоящий преступник нам также пока не встретился.

– Да, но последний, последний! Я признаю, что он не сделал ничего дурного, и не думаю, что он когда-нибудь совершит злодеяния, которые воображает, поскольку уже стар и содержится в Доме, где контроль безупречен. Но представьте, что он молод и способен превратить свои желания в действия! Для подобных случаев и будет полезен мой каллокаин. С его помощью можно предвидеть и предотвратить многие изуверства, отныне ничего внезапного, все будет пресечено на корню…

– При условии, что вы работаете с нужными людьми. Что тоже трудно. Вы же вряд ли думаете, что можно исследовать всех?

– Почему нет? Почему нельзя исследовать всех? Я понимаю, что пока об этом можно только мечтать, но тем не менее! Я верю, что наступит время, когда назначать человека на должность будут только после каллокаинового теста, который станет таким же обычным, как нынешние психо-технические тесты. Таким образом, в открытом доступе будет информация не только о профессионализме претендента на должность, но и о его бойцовских качествах. Я готов даже представить обязательное ежегодное каллокаиновое тестирование всех без исключения бойцов…

– У вас грандиозные планы на будущее, – заметил Риссен, – но для этого потребуется очень крупный административный аппарат.

– Босс, вы абсолютно правы, крупный аппарат здесь просто необходим. Потребуется принципиально новое ведомство с многочисленным штатом, который можно набрать из сотрудников ныне действующих промышленных и военных организаций. До установления нового порядка нам, видимо, потребуется увеличить общую численность населения, о чем уже много лет, но пока безрезультатно твердит пропаганда. Возможно, нам надо поставить на новую захватническую войну, которая сделает нас богаче и продуктивнее.

Но Риссен покачал головой.

– Нет, конечно, – произнес он. – Если выяснится, что из всех проектов именно ваш нужно осуществить в первую очередь, что именно он поможет нам преодолеть наши доминирующие… да, назовем это «наши доминирующие страхи», то новое ведомство появится. Оно обязательно появится – мы снизим уровень жизни, нарастим работоспособность, и великое приятное чувство тотальной защищенности и безопасности компенсирует нам все наши утраты.

Я не мог определить, иронизирует он или говорит серьезно. С одной стороны, при мысли о дальнейшем снижении уровня жизни я едва смог сдержать тяжелый вздох. («Человек неблагодарен, – думал я, – он эгоистичен и жаждет наслаждений, тогда как речь идет о возвышении над собственными удовольствиями».) С другой стороны, мне льстило, что каллокаин, возможно, будет наделен столь важной ролью. Но прежде, чем я успел ответить, Риссен, сменив интонацию, добавил:

– Можно с достаточной уверенностью утверждать, что в данный момент мы наблюдаем последний этап существования личной жизни.

– Что ж, и пусть! – радостно откликнулся я. – Коллектив готов захватить последнюю территорию, где могут скрываться асоциальные тенденции. Я вижу здесь только приближение великой идеальной общности.

– Общности… – медленно и словно в сомнении повторил он.

Ответить я не успел. Мы вошли в двери столовой, где нам надлежало расстаться и пройти к разным столам. Остановиться и завершить разговор мы не могли, отчасти потому что это привлекло бы внимание, а отчасти потому, что нельзя было встать на пути мощного потока людей, спешащих на обед. Сев на свое место, я задумался, вспомнив сомнение в его голосе, и разозлился.

Он должен понимать, что я имел в виду, идею общности придумал не я.

Каждый боец с детства умел различать низкую и высшую формы жизни – низшая, простая и недифференцированная, к примеру одноклеточные животные и растения; высшая, многообразная и многодифференцированная, к примеру красивое и хорошо функционирующее человеческое тело. Каждый боец знал, что это касается и общественной жизни: из стихийной орды она развилась в наиболее организованную и дифференцированную форму – наше нынешнее Мировое Государство. От индивидуализма к коллективизму – от одиночества к общности, именно этот путь проделал гигантский священный организм, в котором человек всего лишь клетка, единственное предназначение которой – служить целостности организма. Это знал любой юноша, прошедший детский лагерь, и Риссен должен это помнить. Кроме того, он должен уяснить одну простую вещь: каллокаин – звено в этом развитии, поскольку он расширяет великую общность, захватывая сферу внутреннего, которую раньше человек оставлял за собой. Неужели Риссен не видит, насколько это логично? Или он не хочет видеть?

Я посмотрел в его сторону. Он сидел за столом в небрежной позе и рассеянно помешивал ложкой суп. Этот человек вызывал у меня мрачную тревогу. Он был не просто странным и до смешного непохожим на других – его странность явно уводила в сторону, где могла затаиться опасность. Я еще не представлял, в чем она может заключаться, но мое внимание против воли приковывалось ко всему, что он говорил и делал.