Потому что она была здесь для него, для Эша. И эта свеча, и лепешка. И платье небесно-голубого цвета.
Его здесь ждали.
А в котле подле очага стояла приготовленная еда…
Ему вдруг стало трудно дышать.
Этот убогий дом, чужая девушка и мальчик были так похожи на то место, о котором он грезил в своем детстве, пережидая в лесу очередной дождь…
Айя словно почувствовала его взгляд. Вздрогнув, она подняла голову, и на ее щеке отпечатался след от рукава. Незрячими глазами девушка посмотрела не сквозь него, как обычно это делают слепые. А как будто внутрь.
— Я дома, — тихо сказал он ей.
Айя, придерживаясь за край стола, поднялась с лавки.
— Мы приговорили ужин на троих. На случай, если вдруг девушки в борделе окажутся недостаточно ласковыми, чтобы задержать тебя до утра, — проговорила она.
Сделав шаг к очагу, Айя потянулась за котелком, но рука прошла мимо…
Эш остановил ее за локоть. Девушка замерла, как натянутая струна.
— Ты чуть в самый жар не влезла, — пробормотал Эш, будто извиняясь.
Айя опустила голову.
— Да, я еще не привыкла… Не привыкла жить на ощупь, — с горечью сказала она.
— Это не так страшно, если рядом есть кто-то, кто может быть твоими глазами, — сказал Эш, мягко направляя ее руку в нужном направлении.
Айя взяла котелок, нащупала край стола и осторожно поставила на него ужин. Потом принялась искать плошку.
— Спасибо за платье. Син сказал, оно красивое, — проговорила Айя.
Эш чувствовал, как от неловкости дрожат ее руки. Как ноет рука на месте бывшей стигмы. И как ей почему-то страшно.
Девушка поставила перед ним еду и устало присела на лавку. Она все еще была очень слаба.
— Послушай, Эш… — сказала она, и сердце в ее груди больно затрепыхалось, а пальцы похолодели. — Послушай, я знаю, что ты сделал для нас. Знаю больше, чем Син — потому что я это видела глазами саламандры. И я…