Церемония жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

На обратном пути машину вела я, а Наоки, изрядно пришибленный, приходил в себя на сидении рядом. Несмотря на холод, он опустил оконное стекло и всю дорогу смотрел наружу.

Коробка с вуалью мерно подрагивала на заднем сиденье.

— Так ты правда хочешь, чтобы я надела это на свадьбу? — уточнила я.

Ничего не ответив, Наоки наклонился к окну, подставил ветру лицо и закрыл глаза — точь-в-точь как ребенок, мирно уснувший в своей постели.

— Если на самом деле тебе неприятно, — продолжила я, осторожно подбирая слова, — можно и обойтись. Сказать, что устроители церемонии против. Или что вуаль не подходит к платью…

Наоки все так же молчал, и лишь ветер трепал его прическу и отворот рубахи. Теряя терпение, я спросила уже чуть резче:

— Ну же, Наоки, ответь мне! Да или нет? Ты сказал матери правду? Или соврал, чтоб ее не расстраивать? Решай уже, наконец! Если твою душу так тронула воля отца — хорошо, тогда я надену эту вуаль. А если украшения из покойников для тебя все-таки варварство — бог с ней, надевать не стану. Мне все равно. Только выбери что-то одно!

— Хм-м…

— Ну? Что тебе дороже?! — уже почти закричала я. — Выполнить волю отца? Или не считать себя варваром?

Мой натиск все же заставил его открыть рот.

— Да я уже и сам не пойму… — растерянно признался мой будущий муж. — А может, все они правы? Может, использовать покойников как сырье для чего-то еще — и прекрасно, и даже… душевно?

Нахмурившись, я нажала на газ и прибавила скорости.

— Как я могу ответить за тебя? Свои сомнения, дорогой, ты уж разреши поскорей. Тебе еще дальше жить!

— Но я не могу… Я же не… Я правда больше не знаю, что и думать! — в прострации забормотал Наоки. — До сегодняшнего утра я даже не сомневался, что такие слова, как «варварство» и «душевность», употребляю по жизни правильно. Но теперь от той уверенности осталась сплошная… труха?

Лицо его приняло совершенно дурацкий вид. Рот распахнулся — того и гляди, потечет слюна.

— Этим «варварством» ты очень браво размахивал, когда пытался нас рассудить, — напомнила я. — Где же теперь твоя удаль?

— Не понимаю, как я мог быть таким самоуверенным?.. Одно скажу точно: ты в этой вуали и правда великолепна. Именно благодаря тому, из чего она сделана. Человечья кожа вообще людям очень к лицу…

На этом рот Наоки захлопнулся. И долго еще тишину в салоне нарушало лишь мерное постукивание коробки с вуалью за нашими спинами.

Каким образом наши тела будут использоваться сто лет спустя? Превратимся ли мы в ножки стульев, теплые свитера или стрелки часов? И окажется ли срок нашей посмертной службы дольше, чем прожитая нами жизнь?

Откинувшись на спинку, Наоки застыл на сиденье. Руки его обвисли, как у тряпичной куклы, и только ресницы да волосы на голове едва заметно подрагивали под ветерком из окна. На его скуле, чуть пониже уха, белел тонкий шрам от неудачного бритья. Скользнув по нему взглядом, я невольно хмыкнула. Заметит ли кто-нибудь этот шрам через сотню лет на плафоне ночного светильника или на книжной обложке?