Церемония жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что еще за Пуф?

— Пуф — это любимая занавеска Наоко, — пояснил Юкио. — Вроде плюшевого медвежонка, с которым можно обниматься и все такое… Она ведь совсем еще ребенок!

— Да, но… именно такие тебе и нравятся, разве нет?

Вместо ответа Юкио, отрывисто хохотнув, пригубил еще минералки.

А Наоко, так и не рассмеявшись, сидела недвижно в своем уголке и пристально глядела на меня.

А еще через несколько дней Юкио с Наоко, оба в школьной форме, тихонько беседовали в комнате, залитой лучами заката.

— То есть ты все-таки хочешь расстаться?

Услышав такое от Юкио, я заколыхался даже при закрытом окне.

— Угу…

— Можешь объяснить почему?

— Потому что люблю другого, — ответила Наоко, глядя сухими глазами в пространство перед собой. — Если честно, я знала, что этим кончится, с первой же нашей встречи. Но ты так сильно напоминал мне его, что я влюбилась еще и в тебя. Прости.

— Вот, значит, как… — выдохнул Юкио с убитым видом. И они еще долго молчали бок о бок — так, будто продолжали смотреть кино, — наблюдая, как за окном меняет оттенки вечернее солнце.

Вскоре закат совсем потемнел и небо окрасилось цветом индиго. Я смотрел, как по щекам Юкио сбегают прозрачные слезы, и впервые ненавидел Наоко — за то, что заставила бедолагу плакать так безутешно.

Когда Юкио из комнаты исчез, Наоко обняла меня. Чего не делала уже очень давно. Ее колени дрожали, утопая в толстом ковре. Руки вцепились в меня так, словно не собирались отпускать никогда. Ее горячее дыхание было сбивчивым, как порывы летнего ветерка, и таким влажным, что там, куда она схоронила лицо, я тут же промок насквозь.

Прижавшись ко мне, она замерла, точно в молитве.

В комнате, где от пальцев, губ, рук и ног Юкио не осталось больше ни ветерка, я растерянно висел в загустевшем воздухе, не смея пошевелиться.

2012

Пазл

В набитый пассажирами вагон Санáэ проскользнула так легко, будто ее всосало туда — все тем же горячим и мокрым воздухом, что окатил платформу, чуть только железные двери разъехались в стороны. Под мощным напором офисных клерков, проталкивающихся вслед за ней, она мягко и гармонично впечаталась в стену из пассажиров. Уже через пару секунд ей удалось пристроиться под гладко выбритой челюстью какого-то саларимана[25], чье влажное дыхание мягко щекотало ей лоб.

— Санаэ! Ты цела? — окликнула ее Э́мико, коллега, зависшая в той же толпе за пару метров от нее.

— Я в норме! — улыбнулась Санаэ, поймав ее загнанный взгляд.