Я разглядываю фотографии в рамочках, и почти на каждой из них запечатлен Дилан. Малыш-первоклассник, подросток с футбольным мячом, с бабушкой в парке, на Хэллоуин и на Рождество.
– Он был очень милым ребенком, правда?
– Действительно, миссис… – Она награждает меня сердитым взглядом. – В смысле, бабуля. – И тут же она опять улыбается.
– Пожалуйста, нам обязательно на это смотреть? Надеюсь, ты убрала ту, где я с брекетами на зубах.
– Он не мог нормально закрыть рот, такой он был большой. Но его отец не сдался.
– Это твои родители? – Я указываю на единственное фото, на котором Дилан изображен с ними.
– Да. – Он широко улыбается, его мама с папой тоже.
– Тогда ему исполнилось двенадцать. Я сфотографировала их после футбольного матча. – Она задумчиво гладит стекло. – Месяц спустя моей дочери и ее мужа не стало.
– Мне очень жаль. – Я не собиралась вскрывать старые раны.
– Много времени прошло, – глухо произносит Дилан и кладет ладонь на бабушкино плечо.
– Так и есть. Слишком много.
Я виновато смотрю на Дилана, однако он мне улыбается.
– А какая у тебя семья, Зоуи?
– Тяжелая, но я их люблю.
– Твоя бабушка такая же сентиментальная? – спрашивает она, смеясь и вытирая слезы.
– К сожалению, это мне неизвестно. Я никогда не знала своих бабушек и дедушек, они умерли очень молодыми.
– О господи! – Она обнимает меня и похлопывает по спине. – Но теперь у тебя есть я. – Дилан шутливо закатывает глаза, но я вижу, как он горд и счастлив. Он очень ее любит. И поэтому я им завидую. Ей – из-за любви внука, а ему – из-за его бабули.
– Точно. – Я сошла с ума, если реально об этом мечтаю? Принадлежать к этой семье, принадлежать Дилану – целиком и полностью.
– Что ж, тогда займемся едой, да? – Она хлопает в ладоши.
Мы идем в сторону кухни, как вдруг Дилан неожиданно вздрагивает.