Он достойно держался, когда всего через три месяца лорд Эрнандес тихо умер во сне. Небольшая часть его денег, согласно завещанию, принадлежала Магнусу, остальное ушло Эгеону и его детям. С ними юноша так и не познакомился: был отправлен в пограничный город, где проторчал почти два года.
Магнус пытался стать хорошим рыцарем, но старался недостаточно.
Эгеон забыл про него, да и не обязан был помнить, если уж на то пошло. Новый капитан считал Магнуса юнцом, у которого молоко на губах еще не обсохло, и поэтому он недостоин быть рыцарем. Магнус терпел это, потому что знал: если бы не лорд Эрнандес, что-то разглядевший в нем, его бы здесь не было.
Если бы не старый лорд.
Если бы не Керук, отрекшийся от него.
Если бы не мать, любившая Керука больше жизни.
Магнус только и мог, что существовать за счет других.
Старый лорд подарил ему шанс на лучшее будущее, но Магнус каждый день разрушал себя, ведь был убежден: если его мать, прекрасная, чистая женщина, любившая его и своего жестокого мужа всем сердцем, умерла, то какое право на жизнь имеет он? Магнус позволил Керуку забрать все ее богатство, все наследие ее предков. Позволил Керуку помыкать собой, пока рос в его доме.
Магнус не понимал, что с ним не так, и ненавидел себя. Ему было намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти. Он и разрушал. Пил, спал со всеми женщинами, которые не противились прикасаться к нему, прожигал наследство матери и старого лорда.
Несправедливо, что во Вторжении, когда Второй сальватор повел их в бой, выжил Магнус.
Несправедливо, что тело предавало его и поднимало меч, когда в Диких Землях нападали твари.
Несправедливо, что Третий сальватор увидел в нем что-то, что помогло Магнусу завоевать его доверие.
Несправедливо, что эта раксова Башня пыталась все разрушить.
Магнус отсек голову последней твари, поджидавшей на широкой каменной лестнице. Внутренне устройство Башни напоминало дворец, но изредка появлялись пейзажи и интерьеры из прошлого: дом, ставший чужим, кэргорские равнины, пограничный город, дворец, казармы. Он будто заново проживал все, что с ним произошло за двадцать семь лет в Сигриде, но вырывался из морока, напоминая себе, что только он имеет право разрушать самого себя.
И никто не имеет права пытаться разрушить тех, кто был ему дорог.
– Что ж, – произнес Магнус, утирая лицо от черной крови, – может, поговорим с глазу на глаз?
Везде, что бы его ни окружало, он видел зеркало со своим отражением, у которого были черные белки глаз. Поначалу Магнус верил этому обману, но после начал понимать, что не все так просто. Кажется, в четвертый раз, когда он смотрел, как гроб с телом матери опускают в землю, рыцарь впервые вырвался из хватки неизвестной твари. Но она нападала снова, и он снова чувствовал, как ненависть к самому себе сжирает его изнутри.
Магнус не знал, сколько это продолжалось, однако научился рассеивать морок через напоминание о саморазрушении. Он не останавливался, терзал себя вновь и вновь, пока не вырвался за пределы хаоса, воссоздававшего видения из прошлой жизни, и не сбежал. Куда – неизвестно.
Здесь все было одинаковым. Белый пол, потолок, стены, коридоры, лестницы, колонны, украшения, анфилады. За арочными окнами и балконами – тьма, жалящая, как холод, кусающая, как голодные собаки. Магнус едва не лишился левой руки, пытаясь проверить границы этой тьмы, и та любезно объяснила ему, что пробираться через нее – не выход.
Нужно было найти тварь, управляющую этой Башней. Рыцарь нисколько не сомневался, что искать нужно Карстарса. Но поймут ли это остальные? Если хаос терзал подобным образом не только его, сумеют ли остальные вырваться из его мертвой хватки?