Лучшая фантастика

На вечеринке, куда пришли все – впрочем, мы практически не сомневались, что Бонни удастся все организовать, – я заметила мужчину, с которым познакомилась на прошлой работе. Того самого Мужчину. Нет, он не был мужчиной с большой буквы, он явно не заслуживал такого определения, и в моей жизни было несколько таких мужчин, но этот был самым последним, поэтому я и скрипела зубами. Самый последний – также означало, что я считала себя уже достаточно зрелой, у меня уже должны были появиться самоуважение и способность предугадывать дальнейшее развитие событий (не слишком ли многого я хотела?), а значит, я уже не должна была говорить мужчине да, когда мне хотелось сказать нет, и тем самым создать предпосылки к тому, что в ответ на мой отказ мужчина все равно сделает все так, как хочется ему и оставит меня в полном смятении с осознанием того, что произошло нечто очень, очень нехорошее. И когда это все равно произошло, я страшно разозлилась на себя, а также на него за то, что он заставил меня злиться на себя, и, разумеется, я разозлилась на себя за то, что разозлилась на себя.

Я так накалилась, что у меня шкварчали подушечки пальцев.

Время – чуть за полночь. Бонни здесь больше не было. Я почувствовала это, она говорила, что мы это обязательно ощутим. Она сказала, что к ней внезапно пришло озарение, хотя, возможно, это произошло не так уж и внезапно, ведь она размышляла об этом многие годы, но теперь она знала, что делать. Она так долго искала это решение, потому что ситуация была очень странной и сильно расстраивала ее.

– Но это только поначалу. Теперь я уже так не переживаю. Никто не должен грустить из-за меня, – сказала она.

Бонни решила, что когда придет время, она позволит будущему двигаться дальше. А вперед оно могло двинуться только, если она сама останется в прошлом. Это было несложно, тут прежде всего дело в стремлении и особом взгляде на вещи. Даже черная магия была не нужна. Разве что только самую малость.

– Как бы мне хотелось оказаться там! Увидеть все это, – сказала она. – Но я всех вас люблю, и вы все меня достали, а еще меня достала эта моя необычайная способность, и эту способность уже достала я.

Мужчина весело общался с молодой женщиной, как будто он заслуживал того, чтобы стоять здесь, заслоняя собой свет. Поразительно, он в самом деле считал себя милым человеком! Окажись я в такой же временной петле, как Бонни, я могла бы размышлять над этой шарадой бесконечные недели напролет. Складывалось ощущение, что он страдал анозогнозией – это такое состояние, когда ты, к примеру, не веришь в наличие у тебя психического заболевания из-за твоей тяжелой душевной болезни. У моей тети, которую я очень любила, тоже были с этим серьезные проблемы. Я боялась, что стану такой же, как она, боялась, что никто не будет верить моим словам, но это все равно случилось. Этот мужчина не был болен. Он просто был малодушным насильником, который причинил много зла, в том числе и в будущем, в которое нам только предстояло вступить.

Я прошла по комнате, люди передо мной расступались. Я окликнула его по имени. Он поднял глаза, на его лице не было страха, и от этого мне захотелось порвать его на мелкие кусочки. Я инстинктивно приподняла руку, а он держался уверенно. Кажется, он даже распрямил спину, когда увидел меня. Хотя скорее всего дело было в моем ужасно громком, прямо-таки животном, напоминающем гогот смехе, который заставил его замереть на месте и вытянуться в струнку, словно его горло сжали тонкие пальцы.

Можно было заставить его рассказать мне и всем, кто собрался в этой комнате, как он поступил со многими женщинами, кем на самом деле был, и поделиться всем, до мельчайших подробностей, что было у него на уме. Забудь о наказании. Или одно то, что этот мужчина честно обо всем расскажет, пренебрегая чувством самосохранения и самоуважения, станет для него достаточно серьезным наказанием. Или, возможно, он будет наказан впоследствии. Не время было думать об этом. В тот момент я хотела только правды, которую так долго не могла получить. Неужели я и сейчас не смогу ее добиться?

Питер Уоттс[29]

Питер Уоттс (rifters.com) – бывший гидробиолог, выживший после некротического фасциита, осужденный преступник, чьи романы – несмотря на нездоровую зацикленность на космических вампирах – стали обязательными для изучения в различных университетских курсах, от философии до нейропсихологии. Его работы переведены на двадцать один язык, изданы в тридцати антологиях "лучшего-за-год" (включая эту) и номинированы более чем на пятьдесят наград в дюжине стран. Список полученных наград чуть короче (двадцать одна штука) и включает "Хьюго, "Ширли Джексон" и "Сеюн".

Питер Уоттс живет в Торонто с Кейтлин Суит (которая пишет фэнтези), четырьмя кошками, воинственным кроликом, сомом размером с школьный автобус и бандой крутых енотов, которые каждое лето вытрясают из него корм на крыльце. Все они нравятся ему намного больше, чем значительная часть знакомых людей.

Пинагор

Галик осторожно спускается в сине-зеленом полумраке на сто метров ниже, туда, где тихо. Над головой, скрытая мутью, крутится под поверхностью зона перемешивания; поверхность крутится под небесами; посередине крутится бессмертная Намака, вновь набирающая силу после четырех недель слабенького трехбалльного ветра на севере.

Прожекторы суба выхватывают темный силуэт: "Сильвия Ирл", надувной пузырь высотой четыре этажа, недавно перенесенный со своего привычного места рядом с Уайт-Шарк-Кафе. Суб вынюхивает дорзальный стыковочный шлюз и цепляется к нему. Галик бормочет прощание пилоту и вываливается в тесную декомпрессионную камеру, оснащенную полудюжиной анатомических сидений и вторым шлюзом – герметично закрытым, – в дополнение к тому, через который Галик попал внутрь. Суб с лязгом отцепляется и скользит прочь, туда, откуда приплыл.

Его впускают, когда стрелка показывает девять атмосфер. Мрачный техник в синем комбинезоне ведет его по лабиринту труб, лестниц и переборок, увешанных постерами с акулами. На попытки Галика завязать разговор женщина отвечает хмыканьем и односложными словами и в итоге оставляет его в тускло освещенном отсеке для субов, где каждая переборка переливается синим волносветом. Напоминающая толстого головастика кубмарина покачивается в шахте в центре отсека, шлюз в конце складного мостика открыт. Бока кубмарины щетинятся дарами для морского дна: магнитометрами и ГТЭ[30] – сенсорами, сейсмодатчиками, измерителями скорости течения и цитометрами. Некоторые из них не опознал бы даже океанограф. На корпусе, слева от "Не наступать", написано название: "ИС[31] Пинагор".

Оно не может заплыть так далеко и так быстро, как доставивший Галика сюда суб. Но может погрузиться намного, намного глубже.

Пилот сосредоточенно изучает предрейсовые инструкции, когда Галик забирается в рубку и закрывает шлюз. Вдыхает запахи пота, мономеров и машинного масла, устраивается в пассажирском кресле.

– Я Алистор.

– Ага.