Она подсоединилась к станции и тут же ощутила прилив энергии. Это было так же приятно, как и в ее воспоминаниях, и пока она жадно поглощала энергию, все шесть частей ее мозга наполнялись отрицанием, благодарностью, облегчением и множеством других чувств, которые сливались вместе, превращаясь в одно большое сияющее колесо, где ее мозг был хороводом спиц, не перестававших вращаться.
Сознание постепенно возвращалось к Евнике, и она увидела, что вода в самом деле была мутной, что это не связано с ее переутомлением. И было нечто странное в том, как сюда проникал свет. Увидев, как лучи солнца пронзают колеблющуюся воду, Евника поняла, что они находились на малой глубине – не более нескольких метров. Она еще не до конца зарядилась, но ждать больше не было сил.
Отсоединившись от зарядной станции, Евника преодолела последний этап своего путешествия и всплыла, чтобы посмотреть, ради чего же она проплыла четыре тысячи километров. Находясь под водой, она чувствовала, что Вагнер ждет, когда она обратится к нему.
Зарядная станция была установлена в уединенной части залива, неподалеку от причала, где на якоре стояли два исследовательских судна, и одно из них было в два раза больше другого. Оба все еще находились здесь, но выглядели иначе, не такими, как она их запомнила. Они накренились на бок, днища их корпусов покрывал толстый слой ржавчины, а краска наверху поблекла и облупилась, появились бурые полосы.
Опустив взгляд, Евника впервые заметила, что вода в проливе покрыта ковром водорослей и перистолистника. За причалом возвышалось серое бетонное здание с медной крышей и прямоугольными щелями окон. Насколько она помнила, это здание всегда виднелось издалека, однако теперь его фасад был опутан зарослями плюща, а все карнизы залеплены птичьим пометом.
Евника посмотрела на другие здания, стоявшие на берегу. Они все заросли плющом и были заброшены. У берега проходила дорога, асфальт на ней вздулся и потрескался, и сквозь трещины пробивались высокие сорняки с желтыми соцветиями. Город был отвоеван природой, старые представления о порядке исчезли, и наступила новая эра.
Евника включила рацию, ожидая, что до нее донесется привычный шум города, но ничего не услышала. Она переключалась с одной частоты на другую, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь признаки жизни. Поначалу она решила, что рация просто сломана, но постепенно начала осознавать, что произошло на самом деле.
Джеймс говорил ей, что их время на исходе. Евника думала, что он имел в виду их совместную работу, но, оказывается, он говорил о чем-то ином. Все голоса планеты на суше умолкли, и речь шла не только о мужчинах и женщинах, но даже о таких созданиях, как она. Их микросхемы не выдержали того, что уничтожило их творцов.
Однако одно место уцелело, каковы бы ни были причины катастрофы, произошедшей в тот момент, пока они с сестрами оставались в батиальной зоне. Джеймс сам говорил об этом: "Океан – это буфер. Он защищает…"
Евника снова спустилась к зарядной станции, которая все это время продолжала вырабатывать энергию, скрытая под двухметровой толщей воды. На смену опустошению пришла печаль, как вдруг Евника поняла, что она уже не была одна.
Сначала она заметила какую-то тень. А затем перед Евникой из мрака возник знакомый силуэт. Она смотрела на него, не зная, что сказать, пока все они – бесшумно, одна за другой – не появились перед ней.
Вагнер терпеливо ждал, пока она что-нибудь скажет.
– Что ты увидела?
Евника подумала о разрушенном городе, не зная, как ему это описать. А затем поняла, что уже видела прежде нечто подобное.
– Еще одного мертвого кита, – сказала Евника и поплыла навстречу сестрам.
Вандана Сингх[56]
Воссоединение
Первое, что видит перед собой Махуа, проснувшись, – это карта. Карта ее жизненного пути, ее заветное желание, абстрактный ландшафт новой науки, нового знания, которое она помогла получить. Если мыслить более приземленно, это также трещины в штукатурке на потолке. В некоторых местах они напоминают ей карту Дели, где она училась; в других местах – аэроснимок дельты Ганга. От широких трещин ответвляются трещины поменьше, и так далее, некоторые даже сливаются, формируя сеть, изящную, как прожилки в листе. Махуа может часами лежать в постели, глядя в потолок, предаваясь воспоминаниям, совершая метафорические скачки, интеллектуальные упражнения, которые лишь отсрочивают неизбежное. Сегодня, позже, придет журналист. При мысли о нем и новостях, которые он может принести – про Рагху, после стольких лет! – сердце пронзает боль.
Позже, на кухне, она в полумраке заваривает чашку чая. Остальные скоро спустятся вниз – она слышит скрип, ворчание, сонное шарканье в ванную наверху, приглушенный звук спускаемой воды. В доме живут двадцать три человека, и три ванные комнаты требуют терпеливого ожидания в очереди и определенного контроля над мочевым пузырем. Потягивая чай у окна, она смотрит, как восходит солнце, слушает рассветный хор майн, голубей, тимелий и птиц, которых не может распознать. Света уже достаточно, чтобы тени обрели четкость – деревья с окутанной туманом зеленью, огороды между домами ниже по склону холма. Со своей наблюдательной позиции она смотрит на юго-запад, на прежний Мумбаи, величайший из всех городов Эпохи Куберы. Вдалеке стеклянные башни поднимаются над затопленными улицами, блестя золотом в свете лучей низкого солнца. Она видит черные пятна и дыры, словно глаза в стенах зданий, где бури и человеческая жестокость выбили окна. Море вернуло город себе – теперь рыбы плавают там, где прежде была Чарни-роуд, а крабы и моллюски поселились на Национальной фондовой бирже. Рыбаки ведут свои лодки и баржи по водяным улицам, и ей кажется, будто ветер доносит до нее их крики вперемешку с криками морских птиц.