– Махуа, твоя сестра не такая умная, как ты! Давай поедим, а потом ты попробуешь еще раз. У тебя получится!
К ночи Махуа решала задачу. Калпана Ди засыпала рядом с ней со слабой улыбкой на губах.
Калпана Ди смеялась и от радости, и от печали. Горя желанием улучшить свою долю, она первой покинула деревню в Бихаре. В Дели она работала служанкой в домах богатых людей и копила деньги, чтобы пойти в вечернюю школу, получить аттестат зрелости и выбиться в люди. Когда приехали бабушка и мать Махуа, с новорожденной Махуа, они поселились в Мехраули вместе с Калпаной.
Когда Махуа училась в старших классах – и отлично справлялась, – Калпана решила, что тоже хочет поступить в университет. Пришла очередь Махуа учить ее. Калпана Ди усваивала понятия, но медленно, и ей приходилось заучивать математические и грамматические правила, чтобы не забыть.
– Я глупая, глупая, – со смехом говорила она. – Мысли очень быстро вываливаются из моего разума. Я попробую еще раз.
– Это все твое падение в детстве, – отвечала бабушка Махуа, качая головой. – Упала с дерева, повредила голову. И теперь ничего не может запомнить, если не повторит сотню раз!
Потом Калпана переехала в университетское общежитие, благодаря гранту для малообеспеченных студентов. Когда Махуа спрашивала, как у нее дела, Калпана со смехом отвечала: все хорошо. Но некоторое время спустя ее глаза погрустнели, а неизменный смех стал звучать натянуто. Лишь впоследствии Махуа сложила два и два. Однокурсники Калпаны Ди – из привилегированного, высшего класса – напоминали пришельцев из других миров. Она владела разговорным английским; для них английский был вторым родным языком. Их манеры и привычки казались ей совершенно чужими. В общежитии устраивали оргии, на которые ее в насмешку звали. Ее постоянно дразнила компания студентов-мальчишек, которые называли ее Простушкой и смеялись над ее темной кожей и плохой сообразительностью. Она начала отставать в занятиях, но слишком стыдилась, чтобы рассказать об этом семье, особенно с учетом того, что Махуа так хорошо училась. В своей предсмертной записке она написала, что трое парней – сыновья богатых бизнесменов и членов правительства – предложили ей помочь с выпускными экзаменами в обмен на секс. Поскольку ее дразнили за уродливость и плохой английский, сперва она приняла это за очередную жестокую шутку. Но парни говорили серьезно, написала она. Сказали, что все равно никто на ней не женится, так почему бы не попробовать?
Следующие строки были зачеркнуты так много раз, что прочесть их не представлялось возможным. "Я этого не вынесу, – написала она в конце письма. – Вам будет лучше без меня. Простите меня".
Полицейское расследование ни к чему не привело – три молодых человека обладали ресурсами, которых не было у бабушки Махуа. Долгие месяцы после этого Махуа носила в себе яростный, всепоглощающий гнев. Она не могла выкинуть из головы образ тела Калпаны Ди, висевшего на карнизе в ее комнате в общежитии. Не зная, как поступить с этим гневом, Махуа набросилась на учебу, завоевывая новые почести и награды – и после каждой победы испытывая мстительное удовлетворение.
В университете у Махуа появились первые друзья, но они по большей части считали ее чудаковатым гением. Когда она описывала свои эксперименты по выходу из тела, свое единение с водой, птицами или муравьями, они называли ее гениальной и странной и меняли тему. Поначалу это ее огорчало: она страстно верила, что ее стремление и способность по-дружески присоединяться к нечеловеческим существам и неодушевленным предметам было чем-то потенциально важным, что каждый мог развить это в себе, научиться этому и улучшить свои умения с практикой. Но никто не верил ей, когда она пыталась объяснить. Это стало для нее одним из первых жизненных уроков: большинство людей устраивает жизнь в собственных субъективных рамках.
Она перестала об этом говорить. Но заинтересовалась развитием способов, которыми люди воспринимали информационные потоки вокруг себя – между материей и материей, как неодушевленной, так и одушевленной. В конечном итоге это привело Махуа к труду, который ее прославил: разработке встроенных интеллектуальных агентов в неживом мире, созданию современного чувствующего города.
Но в университете все это было смутными видениями. Она не собиралась сворачивать с пути, который сама для себя выбрала: изучить инженерное дело, оставить след в мире, сделать так, чтобы бабушка ею гордилась. Иногда она с друзьями выбиралась в кино или на вечеринки, но всегда сторонилась близких отношений – пока не влюбилась в однокурсника по имени Викас. У них были общие интересы, и они вместе начали учебу. Он был симпатичным и относился к ней с уважением. Она никогда не считала себя хорошенькой, но в его обществе ощущала себя красавицей. В забитом людьми, шумном баре они чокнулись стаканами, взялись за руки и поцеловались.
Для нее поцелуй был обещанием единения, которого она никогда не испытывала, как тел, так и разумов. На следующий день она чувствовала себя живой совершенно по-новому, чутко реагировала на язык своего тела, на зарождающееся желание. И когда Викас предложил ей провести ночь вместе, она застенчиво кивнула. "Конечно, все это несерьезно, – сказал он на следующее утро, когда они лежали в постели. – Сама знаешь, из какой я семьи. Но мы можем немного развлечься".
У нее кровь застыла в жилах. "Больше никогда не заговаривай со мной", – сказала она ему на прощание.
После этого она начала сторониться близких отношений. Познакомившись с Рагху на конференции, она была открыта для дружбы, ни для чего больше. В любом случае семейная жизнь была не для нее. У других людей были семьи и дети; у нее были идеи. Так было предначертано.
Рагху изучал время. Он вырос в обеспеченной семье, но отказался от прежней жизни, отделился от прошлого, чтобы исследовать возможности будущего. Таланты привели его к климатологии и в конечном итоге к предсказанию возможного будущего в виртуальной реальности. Его симулятор прокладывал дорожки в будущее на основании климатических моделей, а непрерывно подстраивавшаяся сдвиговая матрица меняла предсказания на основании новых данных. Можно было сидеть под куполом симулятора и всеми чувствами воспринимать выбранное будущее.
Погружение в одно из возможных будущих Дели едва не убило его. Он нарушил собственные правила безопасности и проводил эксперимент в одиночку. Последовал за самой яркой вероятностной нитью – и провалился в то будущее. При первой встрече он так живо описал Махуа эти переживания, что она увидела их мысленным взором.
– Я поднял глаза и увидел эстакаду, арки дорог на фоне неба, – сказал он Махуа. – Обрывавшиеся в воздухе. Меня окружали останки нашей эпохи, Эпохи Куберы: брошенные машины, опрокинутые статуи премьер-министров. Все было уничтожено, все покинуто. Я знал, что умру там. Я все смотрел на ящерицу. Это было великолепное создание с гребнем на спине. Я подумал, быть может, это странное, сюрреалистичное воплощение сдвиговой матрицы. Но мне отчаянно хотелось, чтобы она была настоящей – единственным живым существом в этом запустении.
– И что произошло дальше? – спросила Махуа с круглыми от изумления глазами. Они два часа проговорили в зале для приемов, не обращая внимания на беседы вокруг, звяканье бокалов и официантов, разносивших на подносах крошечную самсу. Обоим казалось, будто они знакомы всю жизнь.