Все чем-то заняты, в основном, каждый – своим. Но от взгляда Пии ничего не утаишь. Надеюсь, позже лагерь уснет глубоко и крепко, и никто не заметит, если одна девочка отправится гулять с котом.
Я бреду к озеру. Жара спадает, ветер студит кожу, и, пробиваясь сквозь крышу листвы, надо мной танцуют последние лучи солнца. Вода все ближе, и вид красивее, чем мне хочется признавать. Немного не доходя до пологого и легкодоступного берега, я замираю и прислушиваюсь. Внимательно озираюсь вокруг. Никого нет.
Тяжело вздохнув, я наклоняюсь и развязываю шнурки, затем осторожно снимаю обувь и носки. На меня, как всегда, накатывает все случившееся. Понимать, что едва выносишь вид самой себя, это… Не знаю, что это и как это определить, но от этого так больно, что я с трудом удерживаюсь на ногах.
Каждый раз это борьба. Каждый день. Всегда.
Закатываю джинсы, только чуть-чуть. На большее я сегодня не способна. Пальцы не могут удержаться и скользят по коже, по местам, что похожи на минное поле и доказывают, что это не сон. Что все случилось на самом деле.
Наконец я трогаюсь с места, чувствуя почву под босыми ногами, землю, траву, кусочки дерева, камешки – и прохладную воду озера. Она сначала омывает пальцы ног, шаг за шагом поднимается выше, пока не достигает щиколоток. Дальше я не иду. Незачем.
Я развожу руки в стороны, откидываю голову назад и закрываю глаза.
Голос Иззи продолжает звучать во мне, наполняет и согревает меня изнутри. С этого момента она была рыбой, которая не нуждалась в крылышках, но умела плавать, а я птицей, которая спрятала свои крылышки и не хотела заходить в воду. Иногда она называла меня птичкой, даже когда мы давно перестали быть детьми. Разумеется, она знала, что никакие мы не рыба с птицей и что мне повезло, что мама тут же вытащила меня из воды, так же как и я знала, что это мучило Иззи больше, чем она признавалась.
Главное, что ничего не стряслось. Все наши проделки, в конце концов, заканчивались хорошо. Нам везло. Мы всегда были начеку. До того самого дня. Я свернула с безопасного пути и привела нас туда, где никогда уже ничто хорошо быть не может.
Руки у меня дрожат от напряжения, но я не осмеливаюсь пошевелиться. Потому что тогда придется оставить воспоминания в прошлом и вернуться в настоящее.
Но наконец у меня не остается выбора, я опускаю онемевшие руки, в которых теперь покалывает, и поднимаю запрокинутую голову, чувствуя, как затекли мышцы шеи. Я кривлюсь от неприятных ощущений, но оно того стоило.
Место здесь чудесное – чудесное для того, чтобы посылать сообщения Иззи. Я вернусь этой ночью. Я возьму с собой письма. Сюда, где птица встретится с рыбой.
Решительно повернувшись, я спотыкаюсь от испуга. Там стоит парень. Я чувствую себя так, словно меня застали врасплох, снова захожу глубже в воду, потому что не хочу, чтобы он видел мои ноги, мою кожу. Иду до тех пор, пока брюки полностью не намокают, и не спускаю с него глаз. Он продолжает с серьезным лицом стоять, где стоял, в драных джинсах, красной футболке, смешной бейсболке, босиком. У него с собой гитара, что сверкает чудным коричневым блеском. Все руки в татуировках. Я уже видела его в автобусе. Он спал. Прищурив глаза, я раздумываю. Но где же он был потом? На общем собрании его не было. Кто он?