Чебурашка

— Ладно, постараюсь, мне сейчас на английский нужно.

Но иду я не на английский, а к Хаблюку.

— Пришёл? — с наездом спрашивает он, открывая дверь. — Погоди пять минут. Да пройди, пройди ты. Здесь постой, я сейчас. Не жрал весь день. Заканчиваю уже.

Он уходит на кухню.

— Привет, — удивлённо говорит Вика. — Что-то ты к нам зачастил. Не иначе, как в менты решил податься? С папой моим не разлей вода прям.

— Может в менты, а, может, к тебе через него подкатываю, — подмигиваю я. — Луткова ушла уже?

— Ушла. Это не она, часом, та единственная, которая тебя вчера ждала у Игорька?

— Как знать, как знать, — усмехаюсь я. — Не могу сказать, слово давал.

— Ой, подумаешь, слово твоё. По ней и так всё видно. У неё каждые три дня новая любовь. Это я так, чисто к твоему сведению.

— А у тебя?

— Что? — не понимает Вика.

— У тебя как часто новая любовь возникает?

— Костров, какая любовь? Это ты, я так понимаю, к папане моему в зятья метишь? Созрел уже, да? А я маленькая ещё, чтобы любовью интересоваться.

— Маленькая? — поднимаю я брови.

— Ага, — подтверждает она. — Так и есть.

— А выглядишь, — говорю я и скольжу взглядом по её фигуре, задерживаясь на очень отчётливо обозначенной юной груди и попе, — как большая. Взрослая то есть. Взрослая и жаждущая любви.

— Так! Ты чё, обнаглел⁈ Ты чё пялишься⁈

— Ну, что за слова, Вик? Пялишься! Тьфу. Я услаждаю свой взор. Ладно, буду смотреть на другого кого-нибудь. А Луткова, кстати, где живёт?

— Пап! — кричит она. — Уводи уже Кострова! И запрети сюда приходить!

Из кухни выскакивает Хаблюк с сосиской нанизанной на вилку. Следом за ним появляется его жена. Отсюда не слишком хорошо видно, но дама яркая. Ясно в кого Викуся пошла.