Ополченец

— Домой. В усадьбу.

— Подвезёшь?

— Конечно, — кивнул я и встал. — Сейчас, только вещи забе…

Договорить я не успел. Дверь внезапно распахнулась, и в трактир ворвался, внезапно, Тихоныч. Он увидел меня и сразу будто сдулся — согнулся, оперся руками в колени, переводя дыхание.

— Тихоныч? — удивился я. — Ты чего такой?

— Там — беда! — выпрямившись, просипел Тихоныч. — В усадьбе!

— Что? — Я подскочил к Тихонычу, помог подняться. Усадил на стул. — Если пожар, то надо было не ко мне бежать, а звонить ноль-двенадцать.

— Господь с вами, ваше сиятельство. — Тихоныч тяжело дышал. — Не пожар. А похоже, что кикимора у нас завелась. Я и раньше подозревал, да уверенности не было. Старый граф, царство ему небесное, вашего брата охотника не жаловал. Уж простите. — Он посмотрел на Егора.

Тот хмыкнул:

— Понятное дело. Где мы, лапотники — а где благородные господа.

— Вот, то-то и оно. Его сиятельство приказали вокруг усадьбы частокол выстроить. И говорили, что нечисть к себе и сами не допустят. Обойдутся без всяких шарлатанов. Извините, опять же…

— Вот и обошлись, смотрю, — усмехнулся я.

— Так, обходились же! — вскинулся Тихоныч. — Ни крысы, ни лягухи, ни прочая дрянь к нам не лезла! А кикимора — то иной расклад. Она ж не напрямую прёт. Её простому человеку-то и не разглядеть, говорят.

— Правильно говорят.

Я вызвал в памяти описание из справочника.

Кикимора

«Вид имеет человеческий, древней старушонки. Росту малого, мужику ниже пояса. Селится в домах, тащит из людей силы. Помалу, день за днём, покуда всё не высосет. После в другой дом перебирается. Прячется в тёмных местах, на чердаках да в подполах. Простому человеку глазами её не увидать. Ежели у стены встанет — человек увидит только стену. На пол ляжет — не наступишь, так и не заметишь. В открытую не нападает. На рожон не прёт. Почует на себя охоту — сбежит, и поминай как звали».

Принадлежала кикимора к Низшим тварям. Хабар, согласно справочнику, одна-две кости. Не густо.

— А чего ты так всполошился-то? — удивился я. — Ну, кикимора. Ну, подождал бы, пока вернусь.

Тихоныч развёл руками: