Ополченец

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так откуда же нам знать, когда ваше сиятельство вернутся? Может, вы в городе остаться надумаете. А может, вовсе в Смоленск соберётесь, госпожу Головину навестить. Барышня-то — в самом соку, на выданье. Семейство доброе, такую невесту грех…

— Так. — Я поднял руку. — Стоп! Давай-ка вот без этого. Я, можно сказать, только жить начал. Кикимора-то — где завелась? Прямо в доме, что ли? Совсем уже эта нечисть страх потеряла?

Тихоныч помотал головой:

— Не в вашем доме. Возле каретного сарая пристройка есть, там Данила живёт с женой.

— С женой? Он женат?

— Конечно. Парень хороший, справный — чего ему не жениться? И Груня его — девка работящая. Я её Даниле самолично сосватал. Тётке Наталье на кухне помогала, весь дом наш обшивала да обстирывала.

— Что-то не видел я в усадьбе никакой Груни.

— Так на сносях она, рожать вот-вот! Раньше-то, хоть и тяжёлая, а бегала резво. Здоровая девка, крепкая… Была. А в последние дни как подменили. Встаёт едва-едва, из пристройки почти не выходит, потому вы её и не видали. Всю Грунину работу Маруся выполняет. А вчера вечером, не успел я в усадьбу вернуться — навстречу Данила. Бежит, слезами обливается. Груня, говорит, нынче даже с постели подняться не смогла. Лежит, будто неживая, еле дышит. Словно сил в ней никаких не осталось, ни пить, ни есть не может. Данила-то думал, вы со мной вернётесь. А вас нету. Так я его едва удержал, чтобы сам в Поречье не кинулся, вас искать. Потому как, ежели в доме у них взаправду кикимора завелась, следующую ночь Груне не пережить. Я к ней заходил, видел. Плохая совсем. Я Даниле и говорю — сиди при жене, я уж сам как-нибудь. Бог даст, разыщу их сиятельство.

— Ясно. — Я повернулся к Егору. — Ты со мной?

Тот усмехнулся:

— Это ты — со мной. На карете вам до усадьбы сколько ехать? Дай бог, если ночью на месте будете. А ночью — кабы не поздно было уже. Кикимора — хитрая тварь, это тебе не лягуха. Её на живца надо ловить, когда к жертве подбирается. Да глядеть в оба — а то сам не заметишь, как сила твоя уйдёт. Начнёт в сон клонить так, что спасу нет. Заснёшь, а больше не проснёшься.

— Понял. То есть, Знак?

— Да. Отсюда — в нашу Цитадель, а там верхами доскачем. Всё быстрее, чем в карете трястись.

— Резонно. Тихоныч! Карету во дворе видел?

— Как не увидать. Чудо, а не карета.

— Это моя. Заберёшь и отгонишь в усадьбу.

— В-ваша? — Тихоныч аж поперхнулся.

— Ну. Я ведь тебе говорил, что мне нужно транспортное средство. С возницей сам разберёшься. Я не очень понял — он бонусом идёт, или как. В общем, уточни детали и дуй в усадьбу. Фёдор! — Я повернулся к трактирщику. — Номер сдаю. Сколько с меня?

— Та нешто я нехристь какой — с охотника деньги брать⁈ — возмутился Фёдор. — Кабы не ваше сиятельство, когда бы к нам сюда крестьянские подводы пришли? Ничего мне не надо. Кроме разве что вашей воли в другой раз, как в Поречье понаедете, у меня остановиться. Ежели, конечно, вам понравилось.

Я усмехнулся: