Захар не успел даже толком проститься. Долго сидел на рундуках, беспомощно глядя в палубу. А потом засуетился, затолкал барахло как попало в мешок, свернул койку — и прыгнул с борта на борт.
«Сто четвертый» как назло завозился с якорь-цепью, а Захар, по привычке выбежавший в баковую группу и никому не известный там, не нужный, стоял без жилета под крылом мостика, жался на северном ветру и смотрел, смотрел из-под большого берета, который так и не собрался перешить ему Иван.
Необыкновенно остро вдруг замечалось, что авральная группа на «четверке» нерасторопна, и боцман там — молод, и выкрашен «четвертый»…
«Четвертый» отошел настолько, что людей уже было не разглядеть, начал поворачивать к выходу из бухты. Валька вытер кулаком нос и пошел было на закоченевших ногах с полубака, как вдруг, нечаянно подняв голову, увидел, что на мостике стоит и смотрит, согнувшись, в оптику пеленгатора на уходящий «сто четвертый» Шурка Дунай.
До лодки было двадцать восемь кабельтовых.
Валька держал ее давно, она шла на него, под электромоторами, потом отвернула и теперь двигалась справа налево, то поднимая, то сбрасывая тон. Колебания в тоне могла дать зыбь, но, скорее всего, лодка маневрировала, выходя в атаку.
Изредка Валька бросал вибратор влево — пощупать, где корабль-цель. Парень на цели тоже взял лодку, и его командир начал
Лодка и цель работали в «шуме», Валька был для обоих «невидим». Машины у него молчали, вода шуршала на недвижных винтах.
Молчали винты на неслышных ему торпедных катерах, оцепивших обширный квадрат полигона. Ребята там тоже слушали море — снаружи квадрата.