Первое время протест был вполне законопослушным. Под петицией на высочайшее имя о соблюдении обещаний, данных Александром I девяносто лет назад, собрали 500 тысяч подписей, и пятьсот почтенных граждан отправились вручать прошение государю. Но царь их не принял.
Дальнейшие административные решения правительства только обостряли ситуацию.
Газеты оппозиционного толка закрывались. Самых активных протестущих безо всякого разбирательства, просто решением начальства, высылали за границу. В 1901 году военнообязанных решили призывать в русскую армию на общих основаниях. Тут взбунтовался даже сейм, отказавшийся принять этот закон. Тогда царь утвердил его без сейма. На всякий случай маленькую финляндскую армию (пять с половиной тысяч человек) расформировали. Однако, учитывая настроение финских молодых людей, на деле призывать их так и не стали. В конце концов, в 1904 году финн шведского происхождения Эйген Шауман застрелил ненавистного Бобрикова и застрелился сам. Террориста оплакивали как национального героя.
Этот акт, совершенный одиночкой, был продолжен целой организацией, Партией активного сопротивления (в противоположность ненасильственному «пассивному сопротивлению»). Своей целью члены партии заявляли не восстановление автономии, а полную независимость от России. По своим взглядам это были отнюдь не социалисты, но они считали русских революционеров союзниками в борьбе с самодержавием и охотно им помогали. На финляндской территории они вели агитацию среди населения и устраивали покушения на ревностных слуг режима, но понимали, что Финляндия обретет свободу лишь с падением царизма, поэтому деятельно участвовали в подготовке вооруженного восстания в России.
Летом 1905 года лидер Партии активного сопротивления К. Циллакус по примеру Пилсудского связался с японской разведывательной резидентурой и получил от нее деньги на закупку оружия. В это время Япония уже еле держалась под тяжестью военных расходов и готова была использовать любые средства для ослабления противника – пусть даже революционные.
Зафрахтованный Циллакусом английский пароход доставил в Финляндию почти двадцать тысяч единиц огнестрельного оружия. Корабль сел на мель и был взорван командой. Но, если бы содержимое его трюма добралось до подпольщиков, итоги декабрьского восстания в Москве могли бы быть иными.
Могила Эйгена Шаумана
После того как правительство победило революционеров и восстановило в империи порядок, курс на «русификацию» великого княжества был продолжен. В 1910 году, невзирая на протесты сейма и всего общества, был провозглашен новый статус Финляндии. Сейм теперь имел лишь «совещательный голос». Вся полнота власти находилась в руках администрации.
К началу великих испытаний военного времени бывший беспроблемный регион был насквозь проникнут антироссийскими настроениями. В царской армии финны воевать так и не будут, зато многие вступят добровольцами в «егерские батальоны», созданные германским командованием.
В 1917 году Финляндия первой, при единодушной поддержке населения, выйдет из состава России.
Помимо трех главных национальных «вопросов» были и другие, тоже непростые.
На Северном Кавказе, который официально считался «замиренным» с 1864 года, когда был подавлен последний очаг организованной борьбы, полного спокойствия так и не наступило. У горных народов сохранялись антироссийские настроения, периодически приводившие к кровавым инцидентам.
М. Лорис-Меликов в бытность начальником Терской области докладывал, что единственным способом покорить Кавказ является изменение этнических пропорций населения: «Основательное водворение наше на Северном Кавказе будет закончено тогда, когда и терский казачий элемент численностью своею будет, по крайней мере, равносилен туземному, живущему на плоскости». С этой целью власти, с одной стороны, способствовали переселению казаков и крестьян в удобные для земледелия местности, а с другой – всячески поощряли (иногда провоцировали) эмиграцию «неспокойных племен», прежде всего черкесов и чеченцев в Турцию.
Этот процесс, начавшийся еще в 1860-е годы, растянулся на полвека. В общей сложности из родных мест уехало почти полмиллиона кавказцев.
Среди тех, что остались, особенно в горных районах, не утихало абреческое движение. Многие абреки просто разбойничали, жили грабежом, но были и люди идейные, которых правильнее было бы назвать «повстанцами» или «партизанами», поскольку они брались за оружие из религиозных или национально-освободительных побуждений.
Помимо того что абреки убивали представителей власти и наносили казне материальный ущерб, самим фактом своего существования они поддерживали в горных народах дух сопротивления российской власти. Знаменитые абреки пользовались поддержкой населения, их считали героями. Когда национальное чувство накладывалось на социальный протест, как это произошло в 1905 году, отдельные эксцессы перерастали в массовые волнения.
Самый знаменитый из этих народных героев, чеченец Зелимхан Гушмазукаев, оставался неуловимым больше десяти лет. О его акциях часто писали и центральные газеты. Осужденный за убийство из кровной мести, Зелимхан бежал из тюрьмы, собрал отряд и повел настоящую войну против представителей администрации. Он не только грабил банки, но и проводил сугубо политические акции.
Когда в 1905 году, подавляя беспорядки в Грозном, полиция открыла огонь по толпе и убила 17 человек, Зелимхан остановил пассажирский поезд и расстрелял точно такое же количество русских офицеров и чиновников. Совершал он и «казни возмездия», истребляя наиболее одиозных начальников. Местные жители укрывали и оберегали партизан, несмотря на репрессии и карательные экспедиции. (Однажды войска даже открыли артиллерийский огонь по аулу, где засели люди Зелимхана.)
Лишь в 1913 году знаменитого разбойника, получившего прозвище «наместник Кавказа», наконец выследили и убили.
Абреческого движения это, однако, не пресекло.