В 1914 году миллионы крестьян получат оружие, которое потом повернут против правительства.
Болезнь роста
От промышленной революции к социальной
Революционное движение не являлось, в отличие от перечисленных ранее проблем, явлением сугубо национальным или сугубо имперским. Это, конечно, тоже была болезнь, и болезнь для государства очень опасная, но ее можно назвать «побочным эффектом» развития. Ни одна из стран, вступивших на путь индустриализации, этой стадии не миновала, просто более крепкие общественные системы в конце концов преодолели «гормональную нагрузку переходного возраста», а государственные организмы, ослабленные другими недугами, испытания не выдержали.
В случае России роковую роль сыграло еще и то, что промышленная революция здесь началась с опозданием по меньшей мере на сто лет и повлекла за собой столь же революционные последствия в социальной сфере. Самая главная революция происходила не в экономике, а в жизни и сознании людей. В Англии от движения луддитов до всеобщей забастовки 1926 года, едва не приведшей к тотальному коллапсу, прошло больше века. В России между первым крупным выступлением рабочих (Морозовская стачка) и всеобщей стачкой 1905 года миновало всего двадцать лет, то есть в обоих событиях вполне могли участвовать одни и те же люди.
Приведу несколько цифр, чтобы показать, как изменилась экономика страны за восьмидесятые и девяностые годы, когда приток иностранных инвестиций и массовое внедрение новых технологий обеспечили бурный рост предпринимательства, а отмена «временнообязанного» статуса бывших крепостных выбросила на рынок труда массу дешевой рабочей силы.
Объем промышленного производства вырос более чем вдвое – по темпам развития Россия была на первом месте в мире. (К началу мировой войны эта цифра еще раз удвоится.) Выплавка чугуна увеличилась в два с половиной раза, стали – в восемнадцать раз. Возникла новая мощная отрасль – топливная, которая наряду с зерновой стала основой российского экспорта. Угля стали добывать в три раза больше, нефти – в четырнадцать раз. В начале XX века российская экономика вышла на пятое место в мире (после США, Великобритании, Германии и Франции).
Для того, чтобы заводы, фабрики, шахты, мастерские, прииски работали, понадобилась армия наемных работников – рабочий класс, доселе в России почти не существовавший или во всяком случае весьма немногочисленный.
В конце девятнадцатого века это было самое быстрорастущее сословие в империи. За последнюю треть столетия его численность увеличилась втрое.
Это все равно была не столь уж значительная часть населения: на рубеже XX века к ней можно было отнести десять процентов россиян; крестьян было в семь раз больше.
Однако общественно-политическое значение промышленного пролетариата было диспропорционально высоким и все время возрастало. На то имелось несколько причин.
Во-первых, люди, живущие и работающие бок о бок, легче объединяются ради совместных действий.
Во-вторых, в отличие от крестьян, лишенные частной собственности рабочие действительно находились в ситуации, когда «нечего терять, кроме своих цепей». Большинство российских пролетариев существовали в невозможно тяжелых условиях, когда любые перемены могут быть только к лучшему.
В-третьих, условия технологичного труда и стремление получать более высокую плату требовали от человека повышения квалификации, а стало быть, развивали ум и привычку к учению, не говоря уж о том, что в городе учиться было проще, чем в деревне.
Наконец, в политическом отношении очень важно было то, что в столице, где находилось множество больших предприятий, концентрация рабочих во много раз превышала среднюю по стране. В канун революционных событий 1917 года в Петербурге они составляли половину его населения. В государстве сверхцентрализованного типа вопрос о власти всегда решается в том месте, где она сосредоточена. Переворот или победа революции в столице неизбежно означают смену режима во всем государстве. В семнадцатом именно петроградские социальные низы (примерно один процент российского населения) дважды свергнут правительство – сначала самодержавное, а потом демократическое.
Однако, как бы ни были угнетены, недовольны или возбуждены народные массы, в политическую силу они превращаются, только когда обретают цель, идеологию и начатки организованности. Эту задачу, как правило, берут на себя люди совсем не пролетарского происхождения.
То же произошло и в России.
Рабочие в цехе Путиловского завода
Пропагандисты и боевики
В российском революционном движении можно выделить два идеологических направления и два основных способа действий. Прямой связи между идеологией и методологией не существовало, что очень запутывает общую картину, а каждое из направлений еще подразделялось на фракции. Эти группы и группки обычно ссорились между собой в периоды общественной апатии, но когда начинался подъем политической активности, объединяли усилия, чтобы больнее ударить по самодержавию.