Смоль и сапфиры

22
18
20
22
24
26
28
30

Свод храма украшает цветное витражное стекло в тон крови, из-за чего свет, проникая через него, окрашивает всё вокруг в багровые тона. Алтарём служат вылитые из золота статуи пяти богов Саяры. Я подхожу ближе к первой статуе бога Рассвета, проводя рукой по выгравированному имени Агон на её постаменте. Мой взгляд движется дальше, и я мысленно читаю имена других богов: Мэнлиуса, Доминика, Эспера и Байярда. О том, чтобы найти здесь статую и имя Той, что меня хранила все эти годы, не может быть и речи.

Золотые лица богов кажутся миролюбивыми, красивыми и такими… безразличными.

Поджимаю губы, встречаясь взглядом с Антонио, который уже успел зажечь все лампады, свечи и храмовые благовония. Теперь он жестами что-то пытается мне сказать, но я не понимаю, ведь не знаю языка жестов.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, господин. Простите.

— Он говорит, что прямо за твоей спиной тот, кто проводит тебя до твоей новой комнаты, — раздаётся мужской голос позади меня, и я вздрагиваю, быстро оборачиваясь на того, кто испугал меня.

Тело тут же простреливает вспышкой боли и я, морщась, шиплю, рассматривая стоящего в паперти юношу. На нём простая жреческая одежда, а когда он делает шаг вперёд на свет, я отмечаю его русые волосы, собранные в короткий хвост, и карие глаза.

Оборачиваюсь на Антонио, но старого жреца и след простыл. Он явно бесшумно ушёл по своим важным жреческим делам, оставив меня наедине с незнакомцем.

— Меня зовут Элем. Тебя как звать? — парень наклоняет голову, рассматривая меня.

— Алекса, — называюсь я уже привычным мне именем.

— Але-кса, — повторяет Элем, будто пробуя моё имя на вкус. — Что ж, Алекса, будем знакомы. Пойдём, ты как раз успеваешь на завтрак.

Мой живот отзывается постыдным урчанием, стоит мне услышать слово «завтрак». Элем хмыкает, но ничего на этот счёт не говорит, ведя меня по коридору. Мой нюх уже улавливает сладкий запах храмовой выпечки, и во рту скапливается слюна.

— Если тебе понадобится что-то спросить у Антонио, попроси меня. Как я понял, ты не знаешь язык жестов, а он тебе не сможет ответить иначе, — говорит Элем, смотря, как я еле поспеваю ковылять за ним.

— Почему? Антонио дал обет молчания?

— Нет, всё менее прозаично, хотя за пределами этих стен так об Антонио и думают. На самом деле он просто не может говорить уже больше пяти лет, — шепчет парень, чуть замедляя шаг.

— У него какая-то болезнь? — непонимающе спрашиваю я.

— Что-то типа того, — странным тоном шепчет Элем. — Обычно это случается, когда ты разбалтываешь чужие секреты и тебе отрезают то, с помощью чего ты это разболтала.

Я резко торможу, ошарашено смотря на Элема. Неужели жрецу отрезали язык?

— То есть…

— Тихо, — пресекает меня Элем, беря за руку. — Тут даже стены имеют уши. Но да, это то, о чём ты подумала. Поэтому знай, что здесь тебе необходимо уметь держать свой ротик на замке, ведь даже епископа после его ошибки это не уберегло от такой ужасной участи.

В голове сразу всплывают слова Рея: «Жрец Антонио больше не епископ, так что ты можешь обращаться к нему без лишних норм этикета». Но за какие секреты ему отрезали язык и кто такое сотворил с Антонио?!