– А мама сказала, что ты меня отведешь!
Олив стояла в дверях его комнаты в шапочке, пальто, перчатках и с рюкзачком.
– Ты чего так вырядилась, Олив? – спросил Клэнси. – Ты понимаешь, что на улице все еще двадцать четыре градуса?
– А мама сказала, что вот-вот может настать похолодуние.
– Да, но по-моему, ты слишком уж серьезно к нему готовишься. К тому же не похолодуние, а похолодание.
– А мне больше нравится «дуние», – заявила Олив.
Клэнси закатил глаза. Большинство людей считало Олив милой – но не он. Она была слишком доставучей, чтобы быть милой.
Пока Клэнси искал свой рюкзак, Олив побежала вниз, жаловаться на него матери.
Клэнси спустился по черной лестнице, пытаясь избежать неизбежного – быть может, ему удастся ускользнуть так, чтобы Олив не увидела. Но, обогнув угол, он, к величайшей своей досаде, увидел ее – она стояла прямо у него на пути, похожая на крошечного Пакмана в своем желтом облачении, с суровой решимостью на лице.
– Мама сказала, что если ты меня не отведешь, тебя накажут.
Спасения не было. Из дома донесся голос миссис Кру:
– Клэнси, тебе что, так трудно отвести сестричку в гости? Она тебя так просит, разве нельзя быть чуточку добрее?
Олив смотрела прямо перед собой, моргая огромными глазами. Она выглядела невинной, словно кукла-пупс.
Клэнси уже собирался предложить Олив взятку, но из кухни решительным шагом вышла его мать в сопровождении Эми – второй по «младшести» сестрой Кру.
Эми было семь лет, она была молчалива, и именно поэтому, видимо, Клэнси относился к ней особенно хорошо.
– Ладно, ладно, отведу, – проворчал Клэнси.
Эми бросила на него сочувственный взгляд.
Миссис Кру наклонилась и поцеловала Олив в нос.
– Ты такая красавица, прямо как с картинки!
Клэнси посмотрел на Олив. Она действительно была похожа на ожившую картинку из детского журнальчика.